Читать книгу - "Везунчик Джим - Кингсли Эмис"

— Я не собираюсь дожидаться обе… То есть у меня нет времени. Минутку! — Диксон метнулся к буфету, подхватил скользкий глазок яичницы и целиком отправил в рот. Кристина ждала с невозмутимым видом, сложив руки на груди. Отчаянно жуя, Диксон взял кусок бекона, с новой силой заработал челюстями и замахал рукой, в том смысле, что готов. Пищеварительная система не замедлила телеграфировать о приближении тошноты.

Они гуськом прошли через холл и поднялись по лестнице. Вдали пищало что-то похожее на блок-флейту — не иначе Уэлч завтракал у себя в комнате. Диксон обнаружил, что может открыть ванную, и испытал приступ острого облегчения.

Девушка смерила его подозрительным взглядом.

— В ванной-то мы что забыли?

— Моя спальня — по ту сторону.

— Вот как! Вообще нестандартная тут планировка.

— Подозреваю, старина Уэлч эту часть дома пристроил. Лучше пусть спальня на отшибе, чем ванная.

— Пожалуй. Боже, да вы и правда в городе были! — Кристина прошла к кровати и пощупала простыню и одеяла, как щупает ткань потенциальный покупатель. — Только, знаете, непохоже, что вы прожгли постель. Скорее похоже, что вы ее изрезали.

— Я действительно… я обрезал обгоревшие края бритвой. Мне казалось, так… приличнее, что ли… Ну, чем золу оставлять.

— Да почему приличнее-то?

— Не могу объяснить. Мне так казалось.

— М-да. Говорите, в этом безобразии одна-единственная сигарета повинна?

— Не знаю. Может, и одна.

— Видно, здорово вы вчера… гм… того, раз не замети… Ой, а со столом что! А с ковром! Вот не думала, что стану… соучастницей. — На этом слове Кристина расплылась в улыбке, отчего ее физическое здоровье приобрело масштабы почти карикатурные. В то же время открылось, что передние зубы у нее кривоваты. Диксона эта деталь удручила сильнее, чем мог бы, кажется, удручить ряд абсолютно идентичных жемчужинок. Диксон видел достаточно, незачем еще глубже вдаваться в подробности. Кристина выпрямилась, поджала губы — не иначе задумалась.

— Пожалуй, лучше всего перестелить постель так, чтобы дырки были в ногах, ну, чтобы в глаза не бросались. Вот это одеяло, которое вы только подпалили, положите сверху. Да, и переверните его — с изнанки оно выглядит почти прилично. А с этим что делать? Жаль, нет покрывала.

— Да. Вы отлично придумали. Только они все равно ведь обнаружат дыры, когда станут менять белье.

— Обнаружить-то обнаружат, зато не свяжут с курением. Особенно если учесть, что вы бритвой на славу поработали. И вообще, кто в такой позе курит — хвостик на подушке, на простынке ушки?

— Да, это аргумент. Приступим?

Диксон отодвинул кровать от стены (девушка наблюдала, сложив на груди руки), затем они вместе перестелили постель и перевернули матрац. Горничная приближалась — пылесос уже заглушал блок-флейту. Между делом Диксон разглядывал Каллаган — хотя и зарекся фиксировать новые подробности — и с негодованием отметил, что она куда привлекательнее, чем ему удобно было думать. Диксону захотелось состроить рожу или издать звук, какие он строил или издавал, когда получал от Уэлча очередной тест на профпригодность, видел в отдалении студента Мики, думал о миссис Уэлч или слушал, как Бисли перетолмачивает Джонса. Он хотел вывернуть лицо наизнанку, влепить в атмосферу выкрик, как хук, чтобы степень первого действия и мощь второго можно было противопоставить мешанине чувств, которые Каллаган вызывала в нем, а вызывала она негодование, удрученность, возмущение, раздражение, злость, ярость без примесей — иными словами, все аллотропы боли. Девушка была виновата вдвойне: во-первых, за свою внешность, во-вторых, за то, что появилась, вот такая, в жизни Диксона. Растиражированные, как по одному лекалу сделанные объекты вожделения — итальянские киноактрисы, жены миллионеров, красотки с календарей — не бесили; Диксону даже нравилось на них смотреть, положительно нравилось. А возможности смотреть на эту штучку он скоро будет лишен. Диксон где-то вычитал высказывание не то Платона, не то Рильке — в общем, кого-то мудрого, якобы разъявшего любовь на атомы и каждый атом взвесившего. Так вот, сей достойный восхищения муж вывел, что любовь суть чувство не только по степени, но и по самой природе кардинально отличающееся от обычного полового влечения. В таком случае выходит, что Диксон влюблен во всех девушек типажа Кристины Каллаган? По крайней мере определение «любовь» больше всего подходит для чувств, которые он испытывал или мог вообразить; с другой стороны, если абстрагироваться от сомнительной опоры в лице Платона (или Рильке), все личные изыскания по теме теперь обернулись против него. Что это, если не любовь? На простое желание не похоже. Диксон покончил со своим краем простыни и подошел к Каллаган. Он едва сдерживался, чтобы не взяться за одну из этих пышных грудей, причем это было бы для Диксона столь же естественно, обыденно и непредосудительно, что и протянуть руку к блюду персиков и выбрать самый крупный и спелый. И, как ни крути, как ни обзывай порыв и какой научный хвост к нему ни прицепляй, а поделать с ним ничего нельзя.

— Ну, вроде привели в божеский вид, — констатировала Каллаган. — Нипочем не догадаться, что там внутри, если не знать, верно?

— Нипочем. Огромное спасибо за идею и за помощь.

— Не за что. А как вы намерены с ночным столиком поступить?

— Как раз думаю об этом. В конце коридора есть чулан, там полно поломанной мебели, заплесневелых книг и прочего; я знаю, потому что вчера туда за пюпитром ходил, или как эта штука называется. В чулане столу самое место, аккурат за ширмой с сюжетом из французской придворной жизни — там, знаете ли, все такие типчики, каждый в широкополой шляпе и при банджо. Будьте добры, посмотрите, нет ли народу. Я бы тогда прямо сейчас стол вынес.

— Отличная мысль. Просто гениальная, я бы сказала. Раз нет прикроватного столика, никому и в голову не придет, что вы вообще курили. Подумают, вы порвали простыню ногами. А что? Может, вам кошмар приснился.

— Когда кони сытые, они бьют копытами.

Каллаган смотрела на него с открытым ртом, затем начала смеяться. Она присела было на кровать, но сразу вскочила, будто обожглась. Диксон тоже засмеялся — не над ней, а из благодарности за ее смех. Минуту спустя, все еще хихикая, Кристина поманила Диксона в коридор. Диксон, с улыбкой от уха до уха и со столом, выскочил, но тут Маргарет распахнула дверь своей спальни — и увидела обоих.

— Джеймс, ты что это задумал?