Читать книгу - "Летний сад - Дмитрий Вересов"

Разочаровавшись в оксфордских и кембриджских кавалерах, которые, по твердому убеждению Джейн, пытались справиться с половым возбуждением при помощи алкоголя, а не более естественных действий, она решила приобрести первый сексуальный опыт на континенте.

Но ни в романтическом Париже, ни на побережье чувственного Портофино, «не задалось». Девушка уже было махнула рукой на окончательное «прощание с девством», решив представить все естественному ходу событий, как случайная встреча в Будапеште все расставила по своим местам.

Она была последней посетительницей гостиничного бара. За стойкой медленно перетирал бокалы молодой, не лишенный приятных черт венгр. Обстановка – освещение, музыка и все прочее, включая пряные и маслянистые запахи дорогого алкоголя, – располагала к романтическим размышлениям. Потом внезапно вспыхнул верхний свет. Джейн обернулась. В дверях бара стоял старший консьерж будапештского «Хилтона», живая легенда венгерской столицы, известный в прошлом спортсмен Дьердь Белаши.

– Извините, мисс, – по-офицерски четкий, короткий кивок головы. – Я не думал, что кто-то из посетителей находится в баре. Еще раз – извините!

В помещении вновь воцарилась романтическая атмосфера, а Белаши, коротко переговорив о чем-то с барменом, в скором времени ушел.

Джейн, которую внезапная световая атака сбила с меланхолического настроения, пыталась побыстрее расправиться с коктейлем. Но спиртное упрямо не желало заканчиваться. Бармен обходил столы, расставляя чистые пепельницы, и наконец добрался до столика, за которым сидела девушка.

Венгр был сантиметров под сто восемьдесят, но первое, что бросилось в глаза Джейн, был огромный напряженный бугор под обтянутым тонкой черной тканью барменским гульфиком. Она от неожиданности втянула через соломинку большой глоток. Алкоголь тут же ударил в голову, вместе с ним пришли кураж и безудержное любопытство.

Девушка подняла глаза. Бармен, улыбаясь, смотрел на нее и что-то говорил по-венгерски. Понять этот язык было выше ее способностей, а самое главное – противоречило ее желанию. Тонкая девичья рука смело потянулась к вздувшемуся гульфику, и подушечки пальцев осторожно погладили ткань.

Решение, как ретроспективно понимала Джейн, в тот момент принимала не она, а бесенок, дремлющий в каждой женщине до определенного часа.

Быстро и сильно притянув к себе барменский торс, ее руки с ловкостью фокусника разобрались с ремнем, змейкой и трикотажными плавками.

Зрелище было впечатляющее…

Дальнейшие действия не были осознанными. Лишь неожиданно четкие ощущения говорили Джейн, что все происходит именно с ней.

Внезапный холодок кондиционированного барного воздуха, звонко лопнувшая ткань трусиков и груди, прижатые к лакированной столешнице……Чуть пошатываясь, она брела по коридору.

– Мисс? Вам помочь? – У раскрытых дверей лифта стоял Дьердь Белаши. – Может быть, вас проводить до номера?..

Сейчас же, бродя по набережным Ленинграда, Джейн вспоминала свою встречу с «синьориной де-Флорацией» не столько в целях тонизирующих, сколько настраиваясь на определенную волну. Бесенок, в существовании которого она уже нисколько не сомневалась, должен был пробудиться по первому же зову и по мере сил участвовать в успешной работе разведки Ее Величества.

Норвежец пока ничем не обнадеживал, и Джейн действовала по собственной методе, основанной на внимательном изучении фотографического портрета Маркова-младшего.

Чуть отрешенный взгляд веселых глаз, природная художественность пышной прически, «девичьи» ямочки под скулами. «Он просто обязан быть романтиком, этот юноша!» И она с завидным упорством и свойственным ей железным долготерпением ежедневно практически все свободное время посвящала прогулкам по самым романтическим уголкам Ленинграда.

Как там поется: «Когда ее совсем не ждешь»?! С Джейн все случилось именно так.

Подходил к концу девятнадцатый рейд в поисках Маркова-младшего, и Джейн мысленно подготовилась к его бесплодному завершению. Она как раз переходила через канал Грибоедова, когда внезапная и, честно сказать, не украшающая интеллигентную девушку мысль посетила ее. Привстав на цыпочки, Джейн попыталась разглядеть, наличествуют ли у золотокрылой фигуры грифона первичные половые признаки? Ей было ужасно неловко – «вдруг кто-нибудь поймет, что я тут высматриваю?», – но любопытство пересилило. Как в детстве, проговаривая про себя сказочную песенку Марлина:

Пусть суслик уведет ваш взор

В одну из этих длинных нор,

Что входом смотрят на восток,

А выходом – на запад…

она заглянула в бронзовый пах. Смотреть было не на что. Не то по стыдливости потомков, не то по нерадивости реставраторов, искомый предмет скорее угадывался, нежели существовал. Пальцы ног затекли, и Джейн, потеряв равновесие, опустилась на всю ступню, отшатнувшись назад.

– Простите, – раздался голос, и девушка подняла глаза. Ее губы неслышно продолжали шептать:

Чей ход петляет, как змея,

Где осыпается земля

И где бессильны вам помочь,

Чтоб разогнать и мрак, и ночь.

Мотыга и лопата…

Перед ней стоял Кирилл Марков…

«Не молчи, не молчи!» – внутри Джейн истошно вопила судьба. Она выдохнула первое, что пришло на ум:

– Львиный мостик. Архитектор Треппер.

* * *

«Леди Неожиданность», «Леди Прекрасная Внезапность», «Леди Счастливая Случайность», – все эти бесконечные эпитеты звучали только по-русски, и только тогда, когда их произносил Кирилл.

Их быстрое и полное сближение, Джейн отдавала себе в этом отчет, происходило в совершенно другом, бесконечно далеком от разведки Ее Величества, измерении. Но не исключало тех задач и целей, что стояли перед юной сотрудницей МИ-5.

Она даже удивлялась самой себе, насколько необременительным было это раздвоение ее интересов, личного и профессионального. Как-то сразу, чем-то исключительно женским, Джейн почувствовала, что встреча с ней затронула те потаенные струны души Кирилла, которых до нее не касалась ни одна посторонняя рука.

Его открытость и бездна обаятельной искренности вызывали у девушки ответные эмоции такой глубины и силы, что иногда, особенно после близости, она чувствовала себя полностью растворенной в этом славянском мальчишке. Да-да, именно мальчишке, что шел по жизни легко и непринужденно, ни разу не встретив на своем пути настоящего горя и неотвратимости утрат.

Они лежали в комнате Кирилла, отделенные от жемчужных ленинградских сумерек чуть колышущейся тюлевой занавеской. Утомленный юноша ровно дышал во сне, а за окном шумели механизированные дожди поливальных машин…

* * *

Дедушка помог Джейн устроиться на высоком кожаном диване огромного «роллс-ройса» Фаррагутов. На девочке было черное траурное платье с бархатными обшлагами и воротником из того же материала, на белокурой головке – траурная шляпка с вуалеткой.