Читать книгу - "Данбар - Эдвард Сент-Обин"

– Я должен дорассказать тебе свою историю, – жалобно взмолился Данбар. – И не дай мне бог сойти с ума!

– Видите ли, – продолжал Питер, не обращая внимания на приунывшего Данбара. – Аз есмь… или я был… или я бывало… кто знает, история ли я иль нет? Я – знаменитый комик, но я страдаю от депрессии, от комического недуга, от трагического недуга комика, или от исторического недуга трагического комика, или от фикции трагического недуга всех исторических комиков!

– Прошу тебя, – взмолился Данбар. – Ты меня совсем запутал.

– О, я в антидепрессии, в антидепрессии я, – запел Питер. Он спрыгнул со стула и подхватил Данбара под руку, приглашая его закружиться с ним в танце. – Я в такой антидепрессии, что стал маньяком! – Он вдруг остановился и выпустил руку Данбара. – Громко визжат шины! – продолжал он, имитируя закадровый голос диктора. – Это водитель изо всех сил старается выровнять руль, когда его автомобиль повис на краю пропасти.

– Я видел твое многоликое лицо, – устало проговорил Данбар, – на многих экранах.

– О, я не претендую на уникальность! – заметил Питер с наигранной скромностью. – Я не один такой. Сказать по правде, в 1953 году, когда моя беспечная матушка извергла меня в эту юдоль страданий, в одной только телефонной книге Лондона уже значились двести тридцать и еще один Питер Уокер, так что я не просто не один такой, нас слишком много!

Данбар остановился как вкопанный посреди палаты.

– Но я отвлекся, старичок! – продолжал Питер весело. – Расскажите-ка мне про свою команду врачей!

– Моя команда врачей, – повторил Данбар, хватаясь за спасательный круг знакомого словосочетания, выскочившего из клубка его спутанных мыслей. – Да, да. Накануне того дня, когда я объявил Уилсону о своем решении, доктор Боб, мой личный терапевт, отвел Уилсона в сторону и сообщил, что я переживаю некие «незначительные церебральные явления». Но он добавил, что «причин для излишнего беспокойства нет».

– А какие могут быть причины для излишнего беспокойства, – невольно поинтересовался Питер, – когда есть масса причин для далеко не лишнего беспокойства?

Данбар отмахнулся от него, как от надоедливой мухи.

– Но, – продолжал Данбар, – как считает мой златоуст-лекарь, этот позлащенный змий, этот двенадцатиликий дракон, который давно уже мог стать экспертом в своем деле, ибо его единственным пациентом был я, или твой покорный слуга, или, во всяком случае, не кто иной, как я, Генри Данбар, – заявил он, бия себя в грудь, – Генри Данбар!

– А разве вы не Генри Данбар, канадский медиамагнат? – спросил Питер, как могло показаться со стороны, сгорая от любопытства. – Один из богатейших в мире людей и, вероятно, самый могущественный в мире?

– Да, да, я самый, или я собственной персоной, по крайней мере, это мое имя! Моя грамматика прихрамывает, поскальзывается на некоторых мыслях, крутится, словно попав в водоворот. Так вот, как считает этот негодяй и предатель, мой личный терапевт, было бы лучше свести мои истерики «к минимуму», чтобы моя свита на них не реагировала или, по крайней мере, не делала вид, что относится к ним слишком серьезно.

– Истерики будут доведены до максимума завтра днем, – возвестил Питер, – когда Ураган Генри понесется по Озерному краю. Невольным зрителям рекомендовано заползти в подвалы или приковать себя к утесам.

Данбар замахал руками, словно разгоняя тучи назойливых мух.

– Я… я… О чем это я? Ах да, после учиненной мной сценки ярости Уилсон остался невозмутим, решив, что это самое разумное. Тем временем я заметил яйцо. Его поверхность была выщерблена и помята, но внутри безделушка сделана из чистого золота и не могла разбиться вдребезги, на что я, пребывая в мрачном настроении, понадеялся. Я подбежал к яйцу и обрушил на сводившую меня с ума игрушку всю безжалостную мощь своей ступни, однако изделие оказалось куда более прочным, чем я думал: яйцо выскользнуло из-под моей подошвы, но я ухитрился схватиться за край камина, чтобы уберечь себя от постыдного падения на пол. Я заметил, как верный Уилсон привстал со стула, но вновь опустился на него. Мимолетный шок сбил волну обуявшей меня ярости, но разбередил мою душу.

– «Я старею, Чарли», – сказал я Уилсону, подобрав с пола сувенирное яйцо и подавив в себе ощущение, которое не покидало меня с момента того глупейшего происшествия в Давосе, – ощущение постоянного страха снова споткнуться и упасть, потерять доверие к своему предательскому телу. «Я больше не хочу нести такую гигантскую ответственность, – сказал я, – а девочки позаботятся обо мне, их хлебом не корми – дай только похлопотать о своем стареньком папочке!»

– Коротше кофоря, – произнес Питер с сильным венским акцентом, – он префратил звоих дотшерей ф сфою мать, сказал Фрейд епископу на углу Хайматсштрассе и Вандерлуст.

– Я распахнул ближайшее ко мне окно, – упрямо продолжал Данбар, – и подбросил яйцо в воздух. «Пусть оно кому-то принесет счастье сегодня!» – вот что я сказал.

– «Если только оно не пробьет кому-то череп! – заметил Уилсон. – Человеческие головы куда более хрупкие, чем золото».

– О, да этот Уилсон мудрец! – вставил Питер.

– «Не сомневаюсь, мы бы уже услышали крик пострадавшего! – заверил я Уилсона, вернувшись за свой стол. – Обычно люди лучше скрывают радость, чем страдание. – Вот с этими словами я предложил Уилсону подарок. – Возьми себе одно. У меня этих русских безделушек достаточно, чтобы приготовить фирменный омлет а-ля Фаберже». Я выдвинул ящик стола и бросил ему сверкающую игрушку. Уилсон, который на протяжении десятилетий играл в мяч со мной и моим семейством – начиная с того первого воскресного обеда, когда мы играли в саду в бейсбол, как самая обычная семья, как и подобает семье, играющей в самую обычную семью, – ловко его поймал и, взглянув на ажурный узор, выложенный крест-накрест мельчайшими бриллиантиками на розовой поверхности, молча кинул его на столик рядом со своим креслом, и яйцо, покатившись, застыло, покачиваясь, около его пустой кофейной чашки из мейсенского сервиза.

– Мне нравится эта живописная деталь, дорогой! – прокомментировал Питер, точно восторженный театральный режиссер. – Очень нравится!

– «Тебе во всяком случае стоит сохранить пакет акций, – посоветовал Уилсон, – но заявляю сразу: они вряд ли позволят тебе сохранить лайнер «Глобал-один». Частное лицо не может иметь собственный 747-й!» «Позволят? – загремел я, – что значит позволят? Да кто посмеет отказать Данбару в его желаниях? Кто посмеет отказать Данбару в его капризах?»

– Ну, разве что сам Данбар, – отозвался Питер. – Только у него для этого есть власть, или только что была власть, или когда-то была власть.

– Я сделаю это условием дарения. Клянусь Богом, все будет по-моему!

Стук в дверь заставил Данбара умолкнуть. Его глаза округлились: он стал похож на загнанного зверька.

– Быстро! – Питер, подпрыгнув, бросился к нему и зашептал: – Притворитесь, что вы приняли свои таблетки, но только не глотайте! Завтра, старичок, нам предстоит великое бегство, великий побег из тюрьмы!