Читать книгу - "Олигарх на том свете - Виталий Дунаев"

Епифану показалось, что он очнулся. Он не чувствовал ни рук, ни ног, ничего не видел и не слышал. Впрочем, такое бывало с ним и раньше. Епифан попытался вспомнить, где это он так вчера нажрался, но вспомнить ничего не смог…

И тут он то ли увидел, вроде как в телевизоре, то ли услышал:

— Вновь прибывший подаёт признаки сознательной деятельности.

И уже обращённое к нему, Епифану:

— Вы меня слышите, Епифан?

— Да, — попытался сказать Епифан, подумав, что он, похоже, в больнице.

— Прекрасно. У Вас полностью были разрушены тело и мозг, сейчас мы всё Вам восстанавливаем. Выполняйте наши указания.

— Где я? — спросил Епифан. — И кто Вы?

— Вопросы будете задавать потом. А сейчас отвечайте. Вы что-нибудь видите?

— Нет.

— А сейчас?

— Нет.

— А сейчас?

— Какое-то зелёное пятно.

После множества уточняющих вопросов Епифан увидел дерево, ветер трепал листья, летали птицы. Он не знал, как и что с ним делают, но спустя некоторое время стал слышать. Потом почувствовал тело. Ему предложили пошевелить рукой. Епифан не смог. Он чувствовал покалывание в руках, жжение, даже слабую боль, но никакое шевеление было невозможно по-прежнему.

— Нам нужно знать, чем Вы занимались перед смертью. Подключаем Вас к Всеобщей Космической Памяти.

Епифан через некоторое время почувствовал приятную крепость виски, которым угощал его мичиганский губернатор. И тут же испытал неприятное ощущение удара толстенным учебником по голове, сразу вспомнилась школа в провинциальном городе, — именно так отвечали все девочки на его робкие попытки заигрывания.

— В дурилку алкоголика! — раздался голос в его голове.

— Не надо в дурилку, я заплачу, у меня много денег, — взмолился Епифан, подумав, что его хотят перевести в дурдом. Ему показалось, что где-то рядом заржала лошадь.

— Дурилка — не дурдом, а про свои деньги забудь, здесь их нет.

Епифан хотел возразить, что он не в силах забыть о том, что было единственным смыслом его жизни, но его отключили. То есть, погрузили в глубокий сон…

…Епифан, бывший олигарх, проснулся. Он помнил, как ему вернули зрение и слух. Епифан попытался пошевелиться и с радостью обнаружил, что может вертеть головой. Но руки и ноги по-прежнему не действовали. Посмотрев по сторонам, он обнаружил, что находится в большом помещении, заставленном койками, на которых лежат люди, большей частью неподвижные.

— Ну и влип же я. Что это за больница — дурилкой называют? И почему от денег отказались? Ну, ничего, врач придёт — договорюсь о палате-люкс, сколько бы она ни стоила.

Через какое-то время появилась то ли врач, то ли медсестра.

— А сестричка ничего, — подумал Епифан, — я бы стал.

— Драная курица тебе сестричка, Болван.

— Почему Вы со мной так грубо разговариваете? Требую объяснений.

— Ты, Болван, ещё пива потребуй. Слушай внимательно. В приёмной хотели закачать в твою, Болван, голову, информацию из Всеобщей Космической Памяти — всё, что ты пережил от момента рождения до момента смерти, чтобы восстановить мозг и тело, которые были полностью разрушены. А ты вспомнил, что перед смертью пил спиртное. Алкоголиков восстанавливаем здесь, в дурилке, но процесс восстановления идёт медленнее. Выполняй то, что велим и думай то, что надо, иначе можешь отправиться в Преисподнюю, а оттуда сюда дороги нет.

— Сюда — это куда? Почему болван? И не могу ли я купить одноместную палату? — посыпались вопросы из ошарашенного Епифана.

— Ты сейчас в лучшем из миров, Болван. Болван — это твоё имя здесь. Денег здесь нет. Ты можешь посетить тот мир, в котором жил, — но только тогда, когда осознаешь своё назначение здесь, примешь наши устои и ценности, в иной форме жизни и в иное время. Твоё поведение здесь и все твои мысли контролируются. Беспрекословное выполнение всех наших указаний ускорит твою адаптацию у нас. Повторяю: делай и думай правильно. Все бывшие люди здесь неподвижны, потому что тело восстанавливается после мозга. Процесс восстановления идёт, — "сестричка" отошла к другому бывшему человеку.

Епифан, бывший олигарх, задумался.

Он ещё не понимал, куда попал. Привыкнув в той жизни командовать и ни в чём себе не отказывать, беспрекословно повиноваться он не хотел, не мог, да и не умел. Единственным воспоминанием оставался приятный вкус виски на приёме у мичиганского губернатора, а что было дальше, — Епифан вспомнить не мог. Оставалось лежать и ждать.

— Подключаем к Всеобщей Космической Памяти, — раздалось в голове Епифана, — Вспоминай всю свою жизнь с того момента, как себя помнишь.

Епифан решил послушаться, подумав, что, обретя подвижность, он, богатый человек, как-нить отсюда выберется, а уж потом разнесёт енту дурилку к…

И это было его ошибкой.

— Отключить идиота! — и Епифана вновь усыпили.

…Проснувшись, Епифан всё вспомнил.

— Если они контролируют мысли, — надо думать, не думая. Делать, не подумавши, — в этом я спец, а вот как думать, не думая?

— Правильно, Болван! Ты способный малый, других по тыще раз то подключим, то отключим, а у них всё одно на уме. Но наука это сложная — думать, не думая, это тебе не завод приватизировать. Подключаем тебя к Всеобщей Космической Памяти, вспоминай всё с детства.

— Ни хрена себе, они и про заводы знают, — Епифан тут же прогнал эту мысль и старательно стал вспоминать. И у него это получилось.

Надо сказать сразу, — отключений / подключений будет у Епифана ещё много, и при каждом подключении будут всплывать всё новые детали воспоминаний о жизни, в которой он стал олигархом, — та наука (думать не думая) и на самом деле весьма сложна.

Любящие мама с папой звали его Пифой и не отказывали ему ни в чём, насколько это позволяли их зарплаты. Потому как обои работали, пятилетнего Пифу определили в детский сад. Пифа плохо усваивал навыки коллективизма. И, поскольку он начисто был лишён обычных для детей качеств одушевлять игрушки и любить животных (кошек и мелких собак он не пропускал: если никто не видел, он их пинал и издевался над ними, — и это, как мы ещё увидим, зачтётся ему на том свете), вёл себя поначалу в детсаду крайне неприлично. Приходя в группу, Пифа забирал себе все игрушки. Ему нравилась сама возможность владеть, пусть и временно, игрушками, и давать их поиграть только тем детям, кому он захочет. Поначалу это заканчивалось оторванными головами — руками — ногами — лапами кукол и зверюшек, Пифиной маме чуть не каждый день приходилось их пришивать. Но однажды детишки, словно сговорившись, устроили ему трёпку. Хорошую трёпку. Было не столько больно, сколько обидно. После этого случая Пифа интерес к игрушкам потерял.