Читать книгу - "Что такое "навсегда" - Сара Дессен"

– Ну, Мейси, – попыталась завязать беседу миссис Тэлбот, – чем будешь заниматься до августа, пока Джейсон в лагере?

– Не знаю.

Следующие два месяца я должна была подменять Джейсона за информационной стойкой в библиотеке. Кроме этого, заняться было решительно нечем. Друзья по ученическому совету разъехались: кто в Европу, кто в лагерь. Честно говоря, я проводила с Джейсоном почти все время, остававшееся от учебы, йоги, школьного самоуправления и всяких дополнительных нагрузок, так что ни с кем особо не общалась.

Кроме того, моего бойфренда раздражали люди, не разделяющие его отношение к жизни, так что я не стремилась с кем-то его знакомить. Если кто-то казался ему тупицей или бездельником, Джейсон быстро выходил из себя, поэтому проще было гулять вдвоем или с его друзьями, которые были ему ровней. Впрочем, я никогда не переживала по этому поводу. Даже у совершенства могут быть свои недостатки.

По дороге в аэропорт Джейсон с отцом обсуждали какие-то выборы в Европе, а его мама без конца жаловалась на дорожные работы. Я сидела, опустив взгляд на наши колени, между которыми оставалась пара сантиметров пустого пространства, и спрашивала себя, почему я не пытаюсь подвинуться ближе. Надо признаться, уже не в первый раз. Джейсон поцеловал меня только на третьем свидании, а теперь, спустя полтора года, мы еще не обсуждали возможность чего-то большего. Когда мы только начали встречаться, я не выносила даже объятий и не хотела подпускать кого-то слишком близко. Мне нужен был парень, который поймет мои чувства. Но в последнее время хотелось чего-то еще.

В аэропорту родители попрощались с Джейсоном у входа. Они обняли сына, прошли через зал ожидания к окну и уставились на взлетную полосу с куском голубого неба, тактично оставив нас наедине. Я тоже обняла Джейсона и уткнулась ему в плечо, вдыхая его запах, чтобы запомнить на все лето. От него пахло спортивным дезодорантом и лосьоном от угрей.

– Я буду очень скучать по тебе, – сказала я.

– Всего каких-то восемь недель, – ответил он, целуя меня в лоб.

Затем быстро – так быстро, что я даже не успела ничего почувствовать, – чмокнул в губы, отстранился и посмотрел в лицо, обнимая за талию.

– Я буду писать, – и снова поцеловал в лоб.

Когда объявили рейс и Джейсон скрылся в туннеле, ведущем в самолет, я стояла с Тэлботами, глядя ему вслед и чувствуя тяжесть в груди. Длинное будет лето. Мне так хотелось настоящего поцелуя, который запомнился бы надолго, но я уже очень давно научилась не требовать слишком многого от прощаний. Они ничего не обещают и не гарантируют: радуйся, что с тобой вообще попрощались.

Мой отец умер у меня на глазах. Именно это приходило в голову всем, кто слышал мое имя. Я – не Мейси Куин, дочь Деборы, которая строит восхитительные дома в новом элитном районе. И не младшая сестра Кэролайн, у которой прошлым летом была самая потрясающая свадьба в округе. И даже не чемпионка, побившая однажды рекорд школы по бегу на короткую дистанцию.

Нет. Я – Мейси Куин, которая проснулась на следующий день после Рождества, вышла на улицу и увидела, что ее отец лежит на дороге, а какой-то прохожий пытается оказать ему первую помощь.

Я была для всех девочкой, на глазах которой умер ее отец. Стоило людям увидеть меня, как они сразу же вспоминали эту трагическую историю, и на их лицах немедленно появлялось особенное выражение: голова чуть набок, скорбно поджатые губы, печаль в глазах. Они как бы говорили: «О господи, бедняжка Мейси!» Я не сомневалась в их добрых намерениях, но для меня это было лишь ничего не значащее сокращение мускулатуры. Я ненавидела это выражение, преследовавшее меня везде.

Впервые это случилось в больнице. Я сидела на пластмассовом стуле возле автомата с водой, когда из маленькой комнаты ожидания вышла моя мама. Я уже знала, что туда приглашают людей, чтобы сообщить самую плохую новость: тот, кого они ждали, умер. Чуть раньше мне пришлось наблюдать, как это произошло с другой семьей: десять шагов, поворот за угол, и надежда сменяется безысходностью.

Когда мама вышла ко мне, я уже все поняла. Ее сопровождала толстая медсестра с какими-то бумагами. Она увидела меня – в спортивных штанах, растянутом свитере и старых беговых кроссовках, и на ее лице появилось это выражение: «Ох, бедняжка». Тогда я еще не знала, что оно будет преследовать меня везде: на похоронах, в магазине, в школе, даже на улице. Я опускала голову, утыкаясь взглядом в землю или рассматривая потертости на туфлях, но все равно чувствовала эти жалостливые взоры.

Рядом со мной рыдала моя старшая сестра Кэролайн. Она плакала все время: пока шла служба в церкви, потом в лимузине, на кладбище, дома на поминках. Она так много плакала, что мне казалось, я не имею права ни на одну слезинку, даже если бы и могла ее выдавить. Если бы заплакал кто-то еще, все стало бы совсем невыносимо.

Я не могла примириться с тем, что папа ушел. Я ненавидела себя за то, что лениво и сонно отмахнулась, когда он заглянул в мою комнату и позвал на пробежку.

– Мейси, вставай, – шепнул он мне в ухо, – я дам тебе фору. Давай, ты же знаешь: только первый шаг дается с трудом.

Я ненавидела себя за то, что передумала только через пять минут, а не через две или три, и за то, что слишком долго искала спортивные штаны и зашнуровывала кроссовки. Я ненавидела себя за то, что бежала эти несколько сотен метров слишком медленно, и когда добежала до папы, он уже не мог ни услышать мой голос, ни посмотреть мне в лицо.

Я стала девочкой, отец которой умер у нее на глазах, все об этом знали, и я не могла ничего изменить. Но злость на себя и страх оставались моей тайной, и я не собиралась делиться ею с окружающими. Это мое личное.

Когда я вернулась домой из аэропорта, на крыльце стояла коробка. Стоило мне взглянуть на обратный адрес, и все стало понятно.

– Мам? – крикнула я в гулкую пустоту дома, и дверь за моей спиной захлопнулась.

Столовая украшена цветами вперемешку со стопками рекламных брошюр – все готово к вечернему коктейлю в честь маминого нового проекта. Она только что начала строить новую очередь элитных таунхаусов, которые ей надо продать. Об этом сообщает лозунг над камином: мамино улыбающееся лицо и надпись: «„Дома Куин“ – мы построим вам королевский замок!»

Я прошла на кухню, поставила коробку на кухонный остров, точно по центру, подошла к холодильнику и налила себе апельсинового сока. Выпила все до последней капли, сполоснула стакан и поставила в посудомойку. Но, как бы я ни тянула время, коробка ждала меня. Надо было с этим покончить. Я достала из ящика ножницы и вспорола упаковочную ленту. Обратный адрес, как и на остальных посылках, гласил: «Уотервилл, штат Мэн». Внутри лежал листок с напечатанным текстом: