Читать книгу - "7 способов соврать - Райли Редгейт"

– На наш сайт поступило анонимное сообщение. Фамилии не указаны, но к подобным обвинениям мы относимся крайне серьезно. Если вы что-то об этом знаете, прошу сообщить мне или школьному методисту. А пока мы разослали письма вашим родителям. Они получат их в течение двух-трех дней. – Гомон усиливается. Директриса повышает голос. – Мы намерены расследовать это дело с предельной открытостью. Мы можем во всем разобраться и в ближайшее время обязательно это сделаем.

Я складываю руки на груди, оглядываюсь по сторонам. Море лиц, и на каждом потрясение, тревога либо волнение. Можно было бы спросить, с чего вдруг скандальные отношения между учителем и кем-то из учащихся посеяли смуту в школьных рядах, но я-то знаю, что мои одноклассники начинают гудеть, как потревоженный улей, услышав даже об обычных романах, между сверстниками.

Тернер смахивает со лба капли пота – наверное, даже на нее жара действует – и опускает взгляд на свои записи.

– Даже такие, еще не получившие подтверждения, заявления, безусловно, вселяют тревогу, и, кроме того, они служат напоминанием о том, что безопасность учеников нашей школы для нас важнее всего. Сегодня мы собрались здесь для того, чтобы еще раз вспомнить правила поведения. По моей просьбе мистер Гарсия подготовил небольшую презентацию о том, как пресекать нежелательное внимание сексуального характера.

Тернер кивает в сторону кулис. Мистер Гарсия, наш учитель английского языка и литературы, выкатывает диапроектор – симпатичный раритет середины 1990-х – и кладет на отражатель слайд. Гарсия помешан на старье, что вызывает недоумение, а еще чаще раздражение. Ну правда, кто теперь ностальгирует по диапроекторам?

Тернер спускается со сцены, и Гарсия начинает лекцию. Чем дольше он говорит, тем бессмысленнее становится его речь. Подобную чушь я регулярно слышу и вижу в новостях, причем виновниками скандала почему-то всегда выступают какой-нибудь чокнутый учитель физкультуры и забеременевшая от него пятнадцатилетняя школьница. При мысли о том, что наши учителя физкультуры могут кого-то обрюхатить, я испытываю рвотный позыв: им обоим, по-моему, не меньше шестидесяти пяти. Тем более глупо рассматривать эту ситуацию с точки зрения самих учениц. Какая девчонка моего возраста вляпается в такое? Все же понимают: если твое имя всплывет, позора не оберешься.

У нас есть несколько относительно молодых учителей, с которыми можно было бы – так, с натяжкой – завести роман. Я постоянно замечаю, как парни пускают слюни, глядя на преподавателя экономики, доктора Мейерс: ей лет двадцать пять, она невысокая и у нее отличная фигура. Учитель математики, мистер Эндрюс, привлекает некоторых своей вампирской бледностью. И мистер Гарсия, безусловно, сексуален. Правда, он не в моем вкусе. Я на девяносто процентов уверена, что он гей, – во всяком случае, о Меркуцио^[1] мистер Гарсия говорит с придыханием.

Но представить, чтобы один из них запал на кого-то из учащихся, трудно. Девчонки иногда строят глазки Эндрюсу или Гарсии, но те, если и замечают это, вида не подают. А доктор Мейерс в прошлом году отправила одного из парней на ковер к директору за то, что тот посмел ляпнуть: «Сегодня вы потрясающе сексапильны, док». Что ж, честь ей и хвала.

Через полчаса власти предержащие выпускают нас из парилки актового зала. Мы выходим на улицу. Холодный ноябрьский воздух обжигает ноздри. Послеполуденное солнце слепит. Я даже засомневалась, что собрание, на котором мы сейчас присутствовали, было на самом деле. Может, это была галлюцинация, вызванная жарой в зале. Мы с Джунипер спускаемся по холму к стоянке для одиннадцатиклассников. У подруги вид такой же обалделый, как и у меня.

– Девчонки, привет! – выводит нас из ступора чей-то голос.

Мы останавливаемся у самой парковки, в нескольких шагах от «мерседеса» Джунипер. К нам подбегает Клэр. Сегодня у нее тренировка по теннису, поэтому она собрала свои курчавые рыжие волосы в толстый хвост. Клэр пихает меня локтем:

– Мне было скучно без вас на собрании, леди.

– А я тебя высматривала, как и обещала, – отвечаю я, – но не увидела. В зал набилось не меньше тысячи человек.

– Что верно, то верно. – Клэр кашлянула. – Куда намылились?

Черт. Голос ее полнится надеждой – значит, я что-то упустила.

– М-м… – Я бросаю панический взгляд на Джунипер. – Да мы… э-э-э…

– Никуда, – говорит Джунипер. – Хотим оставить вещи в машине перед заседанием.

Точно. Самоуправление учащихся. Мы с Джунипер пообещали Клэр, что будем баллотироваться в президенты класса, так что два претендента в списке кандидатов у нее уже точно есть.

У меня с этим куча проблем, о которых я помалкиваю, поскольку Клэр одержима идеей выборов. И все же в борьбе за президентское кресло я буду выглядеть настоящим посмешищем на фоне Джунипер. Джуни может попросить всю школу спрыгнуть с моста, и все только воскликнут: «Блестящая мысль! Как мы сами не додумались?!».

Джуни отпирает машину, мы бросаем сумки на заднее сиденье и втроем идем по траве. Впереди, в самом конце длинного зеленого газона высится, словно некий архитектурный франкенштейн, корпус, где учатся старшеклассники. Два года назад восточное крыло отремонтировали, и теперь оно – три этажа зеркального стекла и листовой стали – сверкает на солнце. Западное крыло – кирпичное, облезлое, шестидесятилетнее – торчит как жалкий нарост.

К школе мы подходим в молчании. Открывая дверь в восточное крыло, я говорю:

– Веселенькое было собрание.

– Не то слово, – соглашается Клэр. – С ума сойти.

– Ой, не начинай, а? – Морщусь я. – Ты у нас белее, чем Моби Дик.

Джунипер смеется. Клэр, покраснев, отбрасывает упавший на глаза рыжий завиток. Мы идем по длинному коридору, залитому послеполуденным солнцем. Свет отражается от шкафчиков, и они раздражают глаз сильнее, чем обычно: вверху – красные, внизу – зеленые. Цвета нашей школы. А также краски Рождества. Каждый год перед Рождеством кто-нибудь пририсовывает красный нос олененка Рудольфа львам на гербе школы.

– Нет, правда, – не унимается Клэр, толкая дверь, ведущую к лестнице, – когда они выяснят, кто спит с учителем…

– Понятное дело. – Я бегом поднимаюсь вслед за ней. – Конец этой истории мы узнаем лет через двенадцать.

Клэр с усмешкой смотрит на меня через плечо:

– Слушай, а это не ты?

Обидно – держу пари, полшколы думает, что это я, – но мне удается улыбнуться в ответ.

– Иди к черту.

– Ну хорошо, хорошо. – Она поднимает руки, показывая, что сдается. – Если честно, то это я. Я… и директор Тернер.

Джунипер у меня за спиной делает вид, что давится рвотой.

– Зачем, Клэр? – со стоном спрашиваю я. – Ты разбиваешь нам сердца.

Поднявшись на третий этаж, мы обходим толпы учеников, спешащих на занятия в разных кружках. Идем мимо кабинета информатики, где сидят за ноутбуками будущие программисты, мимо кабинета английского языка и литературы, где участники поэтического общества сидят в кругу с благоговейным выражением на лицах. Заходим в класс обществоведения. Там пусто.