Читать книгу - "Мальчик, сделанный из кубиков - Кит Стюарт"

Он появляется на пороге, опускает глаза и видит меня, по-турецки сидящего на полу рядом с креслом. Я безутешно рыдаю, закрыв лицо ладонями.

– Так, ладно, – произносит он и аккуратно опускает поднос с чаем на стол. – Пойду-ка я еще поищу «Хобноб».

Бухать мы не идем.

Ночью во сне я увязаю в кошмарной черной трясине, от которой нет спасения. Когда я просыпаюсь, хватая ртом воздух, то прихожу к выводу, что это, видимо, какое-то отчаянное проявление моего эмоционального состояния, – и тут понимаю, что матрас стремительно сдувается и я в буквальном смысле этого слова проваливаюсь. Вот тебе и подсознание.

Как я здесь оказался? Задаю себе этот вопрос под аккомпанемент периодического посвистывания, с которым воздух выходит из матраса, – ни дать ни взять щенок пускает газы. Вам наверняка доводилось оценивать свою жизнь в три часа ночи: все неумолимо сводится к ошибкам, которые вы совершили, разломы неудач змеятся сквозь время назад, точно трещины в халтурно оштукатуренной стене: даже в темноте вы можете отследить точку, в которой они берут свое начало. Ну или, по крайней мере, вам так кажется. Обычно оказывается, что этот миг трудноуловим и постоянно куда-то ускользает – точь-в-точь как дырка в надувном матрасе. Древнегреческим философам приписывают изречение «познай самого себя». Помню, как в университете нам рассказывали про Эдипа – чье ужасное преступление заключалось в полном неведении о том, что он с рождения разлучен с собственными родителями и потому должен проявлять крайнюю осмотрительность всякий раз, когда ему взбредет в голову убить на дороге незнакомого мужика, а потом порезвиться с бабой вдвое старше себя. Но разве кто-то из нас по-настоящему знает самих себя? Ну то есть я не утверждаю, будто все мы непременно совершим на своем жизненном пути те же самые ошибки, что и злосчастный Эдип, – это было бы уж слишком. Но кто в самом деле знает, почему все мы делаем то, что делаем? Я вынужден таскаться на работу, которую ненавижу, работать сверхурочно и возвращаться домой уже затемно, и твержу себе: это потому, что нам нужны деньги, нам нужна уверенность в завтрашнем дне. Сэм занимается с логопедом, а Джоди не может работать, потому что ему необходимо ее постоянное присутствие; это к ней он бежит, когда собственное поведение приводит его в ужас. А я бестолково маячу на заднем плане, изнывая от тревоги и предлагая бесполезную помощь. Как мне все наладить?

Где-то около четырех утра я каким-то образом впадаю в состояние полузабытья, которое с большой натяжкой можно назвать сном. Однако же не проходит, по моим ощущениям, и нескольких минут, как в окно сквозь жалюзи бьет свет, и оказывается, что уже утро понедельника, и у двери стоит Дэн в тесных «боксерах» от Кельвина Кляйна, торопливо поглощая из плошки кукурузные хлопья.

– Ты идешь на работу? – спрашивает он. – Могу оставить тебе ключи. Мне минут через десять уже нужно бежать. Я помогаю Крейгу с веб-сайтом, который он сейчас делает… для его студии звукозаписи в Стоукс-Крофте. Там кукурузные хлопья и кофе, можешь брать. Ты как, отошел немного? Выглядишь уже чуть получше. Ну то есть выглядишь ты хреново, но уже хотя бы не плачешь.

Он скрывается в душе. Проверяю телефон; у меня два новых сообщения, но они не от Джоди. Оба прислал Дэрил, с работы. В одном говорится: «Давай дуй на работу, у меня для тебя две новые жертвы». В следующем он поправляется: «Прости, я имел в виду, два клиента». Стираю оба.

Уже одетый, выхожу из дома и тащусь в город. Утреннее солнце, еще не успевшее подняться высоко, заливает ярким светом дома, отражаясь в стеклах и полыхая на асфальте. Двадцать лет назад здесь были сплошь заброшенные фабрики да пустыри, усеянные мусором и заросшие бурьяном. Потом случился экономический бум, и – бабах! – на их месте вдруг вырос престижный район. Не успел никто оглянуться, как захудалая промзона превратилась в футуристический жилой комплекс, исполинскую печатную плату, утыканную многоэтажками в псевдобруталистическом стиле, точно соты, где в крошечных квартирках обитают молодые успешные профессионалы.

Я перевидал таких уйму. Это благодаря мне они получили возможность здесь поселиться. Я, за грехи мои тяжкие, ипотечный консультант. По долгу службы я соизмеряю надежды и мечты наших клиентов с рынком недвижимости и их накоплениями. Иными словами, убеждаю людей променять все, что им впредь удастся заработать, на крохотную квартирку-студию, в которой они не будут даже иметь права повесить на стенку фотографию кошки, скачанную на телефон. В этой работе до странности много от родительства: так, давайте-ка прикинем, что у вас есть и что вы можете себе позволить; не стоит переоценивать свои возможности, давайте будем смотреть на вещи трезво. Какими средствами вы располагаете? У вас есть состоятельные родственники? Мы вместе просчитываем бюджет. Молодые пары, недавно поженившиеся или ждущие ребенка, пытающиеся наскрести на первый взнос. Они взирают на меня с трогательной надеждой. Достаточно будет этого? Очень часто оказывается, что недостаточно. Единственный выход – еще несколько лет пожить на съеме, подкопить. Это – то, с чем я сталкиваюсь каждый день. Система не работает; я вижу целые районы, где у молодых нет ни единого шанса обзавестись собственным жильем. Поэтому им приходится перебираться в другие места, далеко от родных. Не знаю уж, куда именно.

Я проработал на этом месте восемь лет, видел и бум, и кризис, и последующее восстановление. Вообще-то, я вовсе не планировал задерживаться надолго. Так, перекантоваться временно, пока не подвернется что-нибудь поприличнее. Однако же вот, так и застрял. Оказалось, у меня неплохо это получается – я с сочувствием отношусь к бедным и предупредителен с богатыми. Я очень терпелив с клиентами, которые совершенно не разбираются в том, о чем говорят, – ценный навык, приобретенный за три года философских диспутов с людьми, которые считали, что в измышлениях Ницше есть рациональное зерно. Если финансы позволяют, я способен заключить сделку, если же нет, я умею отказать так, чтобы не задеть самолюбие клиента. А вот то, что происходит дома, мне не под силу исправить при помощи компьютера и доступа к рынку ипотечного кредитования.

Мне вообще никак не под силу это исправить.

Непродолжительная прогулка по мосту через Эйвон и вдоль причала – и я оказываюсь в офисе, небольшом независимом агентстве недвижимости под названием «Стоунвикс», приютившемся между пивной и закусочной в непрестижном квартале городского центра. Дэрил уже пришел и сидит у окна в своем дешевом костюме из «Топмана», который прямо-таки искрится от статического электричества. Его непросохшие волосы, стоящие торчком, точно шипы, жухнут в отраженном солнечном свете.

– Все нормально, приятель? – спрашивает он, не отрываясь от компьютера.

Дэрилу двадцать с небольшим, и он напускает на себя решительный вид, ухитряясь при этом оставаться до отвращения жизнерадостным. При таких-то исходных данных этому малому была прямая дорога в агенты по недвижимости. Где-то в недрах его компьютера хранится файл с планом по продажам, который он наметил себе на ближайшие тридцать лет. Закрывая очередную сделку, он тренькает в звонок от велосипеда. Дэрилу следовало бы родиться не в девяностые, а в конце шестидесятых. Из него вышел бы отличный молодой тэтчероид. Он заслуживает пухлого растрепанного органайзера и «Гольфа ГТИ». Вместо этого у него смартфон и «корса». Я очень ему сочувствую.