Читать книгу - "Твоя любовь сильнее смерти - Мария Садловска"

– Это к нашей Кизляковой. Там, во дворе, наверное, серебристая машина стоит?

Никто не улыбнулся. Все сочувственно глядели на Кизлякову. Та как-то враз съежилась, стала меньше ростом, беспомощно переводя взгляд с одной женщины на другую… После паузы обреченно молвила:

– Да, это мой Юрик.

Прикорнувший к тому моменту Юрик встрепенулся и, твердо блюдя свой интерес, как мог, членораздельно подтвердил:

– Да! Я – Юра! Мамань, долго не приходил, цени! У тебя собралась пенсия, дай! Не все высчитывают в бухгалтерии, я знаю!..

Кизлякова вытащила из-под подушки узелок, отвернувшись от сына, стала развязывать. Руки ее дрожали, развязать не получалось. Жаждущий Юрик нетерпеливо бросил:

– Да не развязывай! Давай так, потом развяжу, – и протянул было руки за узелком.

Но неожиданно в диалог вступила все та же Валентина Петровна. Она подъехала коляской близко к Юрику, чуть ли не задев колесом его ногу, и приказным тоном бывшего физрука школы выдала:

– Ты получишь денег ровно на билет, доехать домой. Еще на хлеб. На остальное – сам заработаешь! Еще раз в таком состоянии приедешь к матери, лично сдам в милицию!

Юрик озирался вокруг в поисках справедливости. Не найдя ее, впал в глубокое уныние, но затем его взгляд опять вернулся к заветному узелку и уже намертво прикипел к нему.

Валентина Петровна повернулась к Кизляковой и мягко молвила:

– Дай, Наташа, я развяжу! – и, передавая в руки Юрику деньги, добавила:

– В следующий раз замечание будет физическим! Не гляди, что я на коляске! Понял?

Во время дискуссии новенькая Ксения Ивановна с надеждой в голосе периодически вопрошала:

– Кто-то к нам пришел? Я ничего не вижу, только слышу мужской голос… Нет, наверное, не ко мне это…

* * *

Спустя время молва о приюте «Зорька» вышла за пределы района. В бухгалтерии лежал длинный список из ожидающих свободного места. Пришлось пристроить к кирпичному дому, где находилась администрация, дополнительное помещение. Это позволяло иметь в запасе свободные места.

Появились здесь свои старожилы, радеющие за порядок в их маленьком обществе. Одним из таких был одноногий дед Петро Николаевич, передвигавшийся на костылях. Второй ноги лишился десять лет назад, попав под машину. После смерти жены продал дом и перешел жить к сыну с невесткой. Но почувствовав себя лишним, попросился сюда.

Со временем по следу хозяина за ним пришел его пес Борман. Под стать хозяину, он прыгал на трех ногах: не было до половины передней лапы. Как поведал Петро Николаевич, попал Борман когда-то в капкан.

Рядом с сараем, где была им же ранее оборудована кладовка, дед соорудил своему питомцу будку, и Борман чувствовал себя хозяином на вверенной ему территории.

В летнюю пору дед Петро и пес заступали "в ночь на вахту". Что они сторожили – никому не было известно, в том числе и им самим. Утром, после завтрака, Петро Николаевич, с чувством исполненного долга, ложился в своей комнате поспать после "ночной смены".

Периодически в их мирный, тихий приют приходила «беда». Ее принимала старшая медсестра Варвара Поликарповна.

"Беда" долго не задерживалась на территории приюта. Через пару часов из районной больницы приезжал фургон, и покойника увозили. После этого какое-то время все ходили потерянные, избегая смотреть друг другу в глаза. Потом прибывал новый обитатель, и жизнь возвращалась в привычное русло.

В пятой палате вошло в привычку вечером, после ужина, если никто не болел, что-нибудь рассказывать. Рассказывали не все. Баба Вера обычно отмалчивалась, но с интересом слушала других.

Расспрашивать было не принято. Не принято было и "плакаться". Бабуся Кизлякова попыталась было после визита Юрика пожалиться, как его одна растила, но всегда бдящая Валентина Петровна сразу же прикрикнула:

– Кончайте здесь нюни распускать! Этого нам еще не хватало!

Все умолкли, а Петровна в продолжение темы предложила:

– Рассказываем каждый что-нибудь веселое, что поднимет настроение. Я завтра расскажу про случай на уроке физкультуры у меня в десятом классе. До сих пор все помнят!

Ксения Ивановна, будто получив задание, пыталась отыскать в своем прошлом что-нибудь смешное – не получалось. Хотя представшая перед глазами картинка была настолько яркой, что женщина даже зажмурилась…

* * *

Начало 1942 года. Замершие в ожидании люди: немцы вот-вот должны появиться. Эту новость из соседнего села, помнится, первой принесла Полькина Анисья, сообщив о немецкой полиции, разместившейся в соседнем селе Озерки:

– Полиция как бы немецкая, но полицаев набирают из наших. И начальник у них тоже наш. Какой-то Бойчук. Девки говорили, что молодой и очень красивый.

Анисья перевела дух, подытожив:

– Ну вот, вроде все рассказала!

Помнится, дед Захар в порыве патриотизма выкрикнул:

– Главное, не красивый, а предатель! Вешать таких надо!

Его баба Настя тогда перепугалась:

– Замолчи, старый дурень! Тебе какое дело?

Обернулась к соседям, просительно заглядывая в глаза каждому, оправдывалась:

– Не слушайте его, люди, он сегодня с утра стакан самогона вылакал, вот и несет не знамо чего!

Затем схватила упирающегося деда за рукав и потащила домой, приговаривая:

– Советы не посадили, так при немцах дуралея угрохают!

Немцы появились на следующий день. Их колонна из грузовиков и танков с черно-белыми крестами остановилась перед сельсоветом. Люди, попрятавшиеся в домах, отгибали уголок занавески на окнах и подглядывали. Помнит Ксеня, что немцы стали из машин бросать что-то на дорогу. Все начали выходить во дворы, опасливо озираясь по сторонам. Постепенно подошли ближе к колонне. На земле, под ногами, лежали яркие бутылки с одеколоном и плитки шоколада. Это то, что бросали немцы из машин.

Незнакомый чужой мужик в добротных сапогах и галифе великодушно разъяснял:

– Можете брать себе одеколон, шоколад. Это вам паны солдаты бросили.

Тогда Колька успел подхватить флакон одеколона. Долго еще стояла разрисованная яркими цветами пустая бутылочка. Ксюша приспособилась заливать туда простую воду, через какое-то время из флакона исходил запах, похожий на одеколон…

Затем немецкий офицер поднялся на ступеньку грузовика, намереваясь говорить с народом, как вдруг необычная процессия привлекла к себе все внимание. Ксеня помнит, как они с подругой Зиной даже рты разинули. Да и не только они.

Дед Захар в начищенных ваксой сапогах и в белой сорочке с вышитой крестиком манишкой на вытянутых руках держал буханку черного хлеба, присыпанную сверху щепоткой соли. Из-под буханки свисали два конца рушника, расшитого петухами. Его жена Настя опасливо выглядывала из-за плеча деда, что-то бережно поддерживая двумя руками в широком фартуке. Сельчане переводили недоуменные взгляды с деда Захара на бабу Настю. Очумелые немцы на всякий случай взялись за автоматы. Затянувшуюся паузу прервал дед: