Читать книгу - "Изгой - Сэди Джонс"

Машина проехала мимо. Затем остановилась. Он слышал, как она дала задний ход и поравнялась с ним.

— Эй! А я тебя узнала.

Рядом с ним стоял автомобиль с открытым верхом, за рулем сидела белокурая девушка. Это была Тамсин Кармайкл, и она улыбалась ему.

— Привет, Тамсин.

— Я не знала, что ты вернулся!

— Вернулся. Только что.

— Запрыгивай. — Он не двинулся с места. — Так ты собираешься садиться или нет?

Он сел на переднее сиденье «остина» — рядом с ней. На Тамсин были короткие белые перчатки и светлое летнее платье. После того первого взгляда на девушку Льюис теперь отводил от нее глаза, глядя на проплывающий мимо ландшафт.

— Ну, как ты? — бодро спросила она таким тоном, будто он только что набрал сотню в крикетном матче. — Ты абсолютно ничего не пропустил. Я тебя уверяю. Кэролайн Фостер вышла замуж, но, знаешь, если не считать этого, мне кажется, за это время больше вообще ничего не произошло. Ты сейчас домой?

— Да, если можно.

— Можно. Для меня это не такой уж и крюк.

Тамсин высадила его в начале подъездной аллеи и уехала, помахав на прощанье рукой в перчатке; шум автомобиля быстро стих. Вряд ли она понимает, подумалось Льюису, что для него значило такое ее любезное поведение по отношению к нему. Но он тут же забыл о ней, потому что перед ним был дом его отца. Да, теперь он был дома.

Он шел по дорожке, чувствуя себя так, будто все это ему снится. Когда он постучал, дверь открылась почти мгновенно. На пороге стояла радостно улыбающаяся Элис.

— Льюис!

— Элис… Ты знала, что я приеду?

— Мы знали, что тебя должны освободить. Ой, прости. Здравствуй.

Он шагнул через порог, она закрыла за ним дверь; какое-то время они смотрели друг на друга в полумраке прихожей, потом Элис поцеловала его в щеку.

— Ты вырос, — сказала она. — Мы просто не знали, приедешь ли ты. Ты выглядишь по-другому. Твоя комната ждет тебя.

Льюис отправился наверх, а Элис осталась в холле, раздумывая над тем, позвонить ли ей Джилберту, чтобы сказать, что Льюис вернулся, и действительно ли Льюис выглядит иначе, как ей показалось сначала, или она просто плохо помнила, каким он был.

У нее возникло такое чувство, будто в их доме появился мужчина, причем мужчина незнакомый. Он сидел в тюрьме, и она понятия не имела, через что ему пришлось там пройти; к тому же он всегда был непредсказуемым. Ей было тревожно, и она осталась ждать в холле, потому что Джилберт уже должен был уйти из своего офиса и звонить ему было некуда.

Спальня Льюиса была примерно такого же размера, что и его последняя камера в Брикстоне; ну, возможно, немного больше. Стены там были зелеными, а не белыми, и в камере он был не один. Он поставил коробку на кровать, подошел к окну, закурил сигарету и выглянул в сад.

Об оконное стекло билась большая сине-зеленая муха. Она то обследовала его края в поисках выхода, то с размаху бросалась на стекло, предпринимая несколько коротких атак, потом опять отползала к краю; немного отдохнув, она снова штурмовала стекло, болезненно билась об него, но не останавливалась — пытаясь выбраться, терпя неудачу, вновь и вновь она повторяла попытку.

У часов, стоявших на камине, был приятный металлический бой, и Льюис из своей спальни услышал, что они пробили шесть.

Элис начала потихоньку подготавливать все ингредиенты, необходимые для приготовления кувшина «пиммз»[1], а сделать это надо было ровно к шести тридцати, к моменту, когда в дверь войдет Джилберт. Она готовила напиток медленно, но сначала — небольшую порцию для себя, на пробу, чтобы убедиться, что пропорции подобраны правильно. Когда она зашла в кухню за мятой, яблоком и льдом, то попыталась как-то успокоить Мэри. Мэри не знала, что Льюис должен освободиться; ей стало известно об этом, только когда она услышала его голос в холле. Она расстроилась и не хотела оставаться с ним в одном доме. Это стало поводом для перебранки, и теперь Элис хотела попросить Мэри не поднимать шум. В кухне она ходила за Мэри по пятам, увещевая ее, но через некоторое время сдалась, взяла свою мяту и дольки яблока и вернулась в гостиную.

Когда Льюис услышал, как отец поворачивает ключ в замке, он вышел на лестничную площадку. Джилберт стоял в дверях с портфелем в руке, еще не успев снять шляпу. Элис вышла из гостиной и смотрела на них обоих. Джилберт снял шляпу и положил ее на стоящий у двери стул с высокой прямой спинкой.

— Так ты дома.

— Да, сэр.

— Пойдем со мной. — Он сказал это тихо, но в голосе слышался гнев.

— Джилберт…

— Пойдем!

Льюис спустился по ступенькам к отцу и вышел за ним из дома. Не говоря друг другу ни слова, они сели в машину.

Джилберт вел машину на довольно большой скорости, направляясь к центру деревни, и Льюису не нужно было спрашивать, куда они едут. Ему было тяжело снова сидеть рядом с отцом и ощущать его присутствие — он как бы заполнял собой весь салон автомобиля, и Льюис попытался вспомнить, что намеревался сказать отцу.

Джилберт съехал на обочину и, остановившись, заглушил мотор. Льюис был не в состоянии поднять глаза и сидел потупившись, глядя на опущенные руки. Он ждал, что скажет отец. Раньше он собирался произнести целую речь, пообещать, заверить его, что происшедшее никогда не повторится, но теперь не мог даже оторвать взгляд от своих рук, и Джилберт сказал:

— Посмотри туда, или ты не можешь?

Он послушно поднял голову.

Перед ними высилась церковь, ее золотили лучи вечернего солнца, и от нее веяло тишиной и покоем.

— Она точно такая же, — сказал Льюис.

— Да. Мы все хотели, чтобы она была точно такой же. В ее восстановлении принимали участие множество людей. Огромную помощь оказал Дики Кармайкл. Для всех было очень важно, чтобы она была точно такой же.

Льюис молча смотрел на церковь. Вокруг было тихо.

— Ну? Может быть, ты хочешь что-то сказать? — спросил Джилберт.

Льюис промолчал.

Джилберт снова завел машину и поехал к дому, больше уже не делая попыток заговорить с сыном.

Вся семья сидела в столовой у раскрытого окна, а Мэри, прежде чем уйти на ночь к себе домой, заносила блюда и ставила их на стол. Небо было еще светлым, и свечи пока не зажигали. Льюис был обескуражен, увидев стоявшие на столе предметы. Там были разнообразные держатели и сосуды буквально для всего. Серебро, хрусталь и кружева действовали на него гипнотически. Он изо всех сил старался не думать о вине, которое Джилберт наливал себе и Элис. Он чувствовал аромат льющегося красного вина, который смешивался с запахом свежих овощей. Весь разговор за столом сводился к просьбам что-нибудь подать и к благодарности за такую услугу, а Льюису хотелось смеяться, он уже ностальгировал по невероятному шуму, сопровождавшему прием пищи в многолюдной столовой тюрьмы. Это очень напоминало школу, все было таким успокаивающим, но в то же время таким стесняющим и напряженным. Он и прежде ненавидел это в своем доме. Льюис решил, что, поскольку он скорее предпочел бы оказаться в Брикстоне, чем в этом доме, с ним действительно не все в порядке.