Читать книгу - "Моряк из Гибралтара - Маргерит Дюрас"

— Живем мы с ней совсем одни, — пояснил я, — никогда ни с кем не видимся, так что мне даже приятно, когда другие… В общем, сами понимаете.

— Теперь понял, видно, просто вы давно женаты, вот в чем дело, угадал?

— Мы давно знакомы, это так, но мы не женаты. Собираемся пожениться. Ей очень хочется, она не будет счастлива, пока мы не поженимся.

Мы оба дружно рассмеялись.

— Многие женщины такие, им обязательно нужно, чтобы замуж.

Обычно я с трудом переносил людей, довольных своей участью или, во всяком случае, беспечных, что ли, их общество всегда причиняло мне какую-то боль. А вот с ним — как ни странно, — с ним мне было очень хорошо.

— Любовь, — заметил он, — как и все на свете, не может длиться долго.

— Она славная, — возразил я.

— Понятно, — рассмеялся он.

Мы уже проехали Кашину. Дорога стала намного свободней. Он был явно в настроении поболтать. И принялся задавать мне вопросы, какие задают обычно всем туристам.

— В первый раз в Италии?

— В первый.

— И давно вы здесь?

— Две недели.

— Ну и как вам итальянцы, нравятся, нет?

Он задал мне этот вопрос с каким-то вызовом и даже с чуть детским задором. Потом стал ждать, что я отвечу, сразу как бы замкнувшись в себе, делая вид, будто полностью поглощен управлением своим грузовичком.

— Да пока что трудно сказать, — замялся я, — я ведь их еще совсем не знаю. Но похоже, их вряд ли можно не полюбить.

Он улыбнулся.

— Не любить итальянцев, — проговорил он, — это все равно что вообще не любить людей.

И сразу как-то расслабился.

— Пока шла эта свинская война, — он назвал ее по-итальянски, «porcheria di guerra», — чего только о них не говорили.

— Да, во что только не заставляют верить людей, — заметил я, — когда идет война.

Я чувствовал себя совсем разбитым. Он не сразу об этом догадался.

— А как вам Пиза, красивая, да?

— Ничего не скажешь, — согласился я, — очень красивая.

— Это просто счастье, что площадь совсем не пострадала от бомбардировок.

— Да, действительно счастье.

Он повернулся и посмотрел мне в лицо. Я сделал над собой усилие, чтобы ответить на его взгляд, и он это заметил.

— У вас усталый вид, — заметил он.

— Немного.

— Ясное дело, такая жара, — проговорил он, — и потом, путешествие.

— Да, так оно и есть, — согласился я.

Но ему все равно хотелось поболтать. Он говорил о себе, и минут двадцать мне даже не приходилось ему отвечать. Он рассказал, что заинтересовался политикой после Освобождения, да, особенно с тех пор, как стал членом заводского комитета в Пьемонте. Это была самая счастливая пора в его жизни. Когда комитеты распустили, ему все сразу опротивело, и он вернулся в Тоскану. Но тоскует по Милану, «потому что Милан, он живой». Он долго говорил об этих заводских комитетах, о том, что натворили англичане.

— Это же просто безобразие, что они здесь творили, разве не так?

Чувствовалось, что для него это очень важно. Я подтвердил, да, правда, просто безобразие. И он снова заговорил о себе. Теперь вот он каменщик в Пизе. Там сейчас много строят, восстанавливают. Грузовичок этот его. Он попал к нему после Освобождения, так и оставил его себе. Продолжая говорить, он слегка сбавлял скорость, когда мы проезжали какие-нибудь городки, чтобы дать мне возможность получше рассмотреть церкви, памятники и надписи на стенах: «Viva il partito communista» и перевернутое «L» перед словом «Король». Всякий раз я смотрел с таким вниманием, что он не пропустил ни одной достопримечательности.

Мы прибыли в Понтедеру. Он снова заговорил о своем грузовичке. То, как он завладел им, явно немного его беспокоило.

— Что говорить, конечно, я должен был бы вернуть его товарищам по комитету, а я взял и оставил себе.

Он сразу понял, что это ни капельки меня не возмутило.

— Должен бы, да вот не смог. Я водил этот грузовичок уже два месяца, разве можно было с ним расстаться…

— Многие поступили бы точно так же, — успокоил я.

— Я говорил себе, у тебя в жизни не будет другого, бывают такие вещи, просто не можешь поступить иначе, иной раз даже украдешь. Эту машину, можно сказать, я ее украл. Но чтоб я жалел об этом, сказать по правде, нет.

Он добавил, сами видите, из этой колымаги больше шестидесяти никак не выжмешь, но он все равно чертовски доволен, что она у него есть. Эх, признался он, до чего же люблю я эти машины. Вообще-то заняться ею как следует, клапана привести в порядок, она бы могла делать и все восемьдесят. Но ничего не поделаешь, никогда не хватает времени. Да она и так ему неплохо служит. Благодаря ей, когда погода подходящая, он может даже иногда ездить на выходные в небольшой рыбачий поселок на берегу Средиземного моря и брать с собой друзей. Стоит вполовину дешевле, чем на поезде.

— А где это? — поинтересовался я.

— В Рокке, — пояснил он.

У него там родственники. Это недалеко. Ему трудно ездить туда каждую неделю, бензин-то нормирован, только пару раз в месяц. Он как раз был там на прошлой неделе. Да что говорить, порт-то совсем крошечный. Правда, в последний раз там была одна богатая американка, интересно, каким это ветром ее занесло в такую глушь. Да-да, американка, так, во всяком случае, люди говорят. У нее такая красивая яхта, стоит на якоре прямо напротив пляжа. Он видел, как она купалась. Просто загляденье, а не женщина. Вот потому он и говорит, никогда не стоит обобщать, даже в мелочах. Раньше-то он и сам верил тому, что говорят: будто американки не такие красивые, как наши итальянки. Но вот та, ничего не скажешь, та была по-настоящему красивая, он не припомнит, чтобы ему доводилось когда-нибудь видеть такую прекрасную женщину. Он не говорил, что она была хорошенькая или уж очень ему приглянулась, нет, именно прекрасная. Он сказал это как-то очень серьезно, по-итальянски: «Bellissima». И добавил: «Е sola», — она была одна.

Потом он рассказывал мне про Рокку. Вообще-то почему бы вам туда не съездить, если, конечно, есть время? Ведь чтобы по-настоящему увидеть Италию, нельзя ездить по одним только городам. Надо обязательно заглянуть хоть в одну-две деревушки, поглядеть на природу. А Рокка отличное местечко, чтобы увидеть, как живут простые итальянцы. Уж сколько им пришлось натерпеться, вкалывают, как ни один другой народ, а сами увидите, какие они приветливые, какие доброжелательные. Уж ему ли их не знать — ведь родители-то у него были простые крестьяне, — правда, теперь он уже многое понял и не такой темный, как они, но все равно очень к ним привязан, даже больше прежнего. Если уж ты откуда родом, это навсегда остается твоим. Он говорил об этом как о каком-то чуде, с гордостью. Да, если будет время, мне надо непременно съездить в Рокку. Правда, в городке всего одна гостиница, но нам с женой там было бы хорошо. Потом пояснил: