Читать книгу - "Успех - Мартин Эмис"

В-третьих. С одиннадцати часов вечера 25 июля прошлого года (да и тогда это было нелегко. Все-таки бывшая подружка. Я напоил ее и напился сам. Я рыдал, когда она сказала мне, что не даст: это настолько сразило ее, что она тут же согласилась) мне никого не удавалось затащить к себе в постель. Это было полгода назад.

Что же вдруг стряслось со всеми девицами, мать их за ногу?

Или что-то не так со мной?

Я никогда не придавал значения тому, как я выгляжу (Грегори, как я понимаю, не способен думать ни о чем другом). Вид у меня самый заурядный. Если не считать рыжеватых волос — в недолгие школьные годы меня даже прозвали Рыжиком, — вид у меня самый заурядный, я похож на образованного представителя среднего класса, выбившегося в кое-какие начальники, словом, на одного из тех, мимо кого вы, не замечая, каждый день проходите по улице и не узнаете, даже если повстречаете вновь. (Вы не станете провожать меня взглядом. Но кому какое дело?) Я всегда, и довольно поверхностно, полагал, что выгляжу неплохо, во всяком случае — не уродом. За всю мою жизнь у меня было среднестатистическое количество женщин и такое же среднестатистическое, связанное с ними количество тревог, колебаний и благодарности.

Теперь все иначе. Как, почему? Они разговаривают со мной, они готовы отправиться со мной в гости или на прогулку, пообедать со мной, выпить, потискаться, почмокаться и даже лечь со мной в одну постель. Но трахаться? О нет, только не они. Только не они — о нет! (Да что они вообще себе думают, а?) Это могло бы обидеть и смутить меня, если бы я хоть раз возомнил себя привлекательным. Но мне никогда и мысли такой в голову не приходило. Что же заставляло их трахаться со мной раньше? Мое былое обаяние, или то, что девушки были добрее, а мои уловки хитроумнее, или дело просто в удаче? Похоже, я растерял все, что меня когда-то красило.

Я все еще пытаюсь отшучиваться, и, возможно (я думаю), именно поэтому у меня такой тон… А теперь дела пошли так плохо, что я более или менее истощил запас прежних подружек, снова вытащив их всех на свет божий — всех, кто не вышел замуж, не забеременел и не умер, — и попытался уговорить их трахнуть меня. Решительно все отказались. Я звонил девушкам, которых не видел по три-четыре года. Я объездил по железной дороге всю Англию, навещая девушек, которые успели начисто меня позабыть. Я приставал на улице к психопаткам и дурнушкам. На работе я обхаживал скучных плоскогрудых секретарш. Я делал предложения недужным пожилым дамам. Я пытался заставить их трахаться со мной. И получал решительный отказ.

Может, кто-нибудь объяснит мне, что, собственно, происходит? В чем загвоздка? В чем камень преткновения? Полагаю, с моими легкими и дыханием все обстоит нормально — по крайней мере, никаких радикальных ухудшений (если результаты бесчисленных ингаляционных тестов чего-нибудь да стоят). Нельзя сказать, что за последнее время я резко подурнел. Мои отвратительные волосы выпадают не быстрее, чем раньше. (Не скрою, что в пожилом возрасте меня ожидают проблемы с геморроем. Но они-то этого не знают, верно?) Не считая зимних месяцев, я принимаю ванну каждые тридцать шесть часов и всегда прихорашиваюсь перед редкими свиданиями, о которых и вспоминать-то ужасно. Правда, я набрал немного лишнего веса, но это исключительно потому, что слишком много пью в последнее время. А вы бы на моем месте не запили?

(Но в бутылку я больше не лезу, о нет. И вообще еду крышей.)

Грегори никогда не выведет меня на чистую воду. Он и не подозревает о правде, которая кроется за моими плебейскими шуточками. Я сказал ему, что завел себе девицу в Ислингтоне. Делая вид, что провожу время с ней, я сижу в пабах и кофейнях. Я заявляюсь домой поздно, пошатываясь, и что-нибудь ему вру. Грегори ничего не должен знать. Он не должен знать, что по ночам я сижу в своей постели, как демон, ненавидя всех и вся. (Днем, конечно, все иначе. Днем, среди бродячих страхов и печали улиц, тебя поджидают свои, особые ужасы.)

Но к чему я все это? Думаю, моя задача — заставить вас ненавидеть его так же, как я. Это нетрудно. Достаточно лишь не закрывать на происходящее глаз. И чтобы вы тоже не закрывали.

Да неужто?

— Да неужто? — спросил я у него. — И как мы все это провернем? Скажем, когда она должна прийти?

— В любой момент. Ты готов?

Грегори стоял у окна и поигрывал тростью с серебряным набалдашником. Невозможно удержаться, чтобы не описать его наряд: черный плащ оперного вампира с пурпурной оторочкой, отцовский жилет и гаремные шальвары — а может, они и вправду были из гарема? — защемленные у лодыжек дорогими велосипедными прищепками. Взгляд его, как всегда, был почти болезненно добродушным; он выглядел умным, изысканным и до мозга костей пидором.

— Как мы все это проделаем?

Грегори неопределенно пожал плечами. По-прежнему стоя у окна, он был целиком поглощен своей тростью.

— Ты мне сказал, что это легко, — произнес я, сам пораженный ноткой неприкрытой жалобы, прозвучавшей в моем голосе.

(Иногда я говорю так, что можно подумать, будто меня оскорбили. Я чувствую себя глубоко задетым, едва не лишенным дара речи.)

— Легко и есть, Терри. Просто надо все хорошенько обдумать.

За несколько минут мы разработали план, впрочем более чем примитивный. По плану Грег должен был держаться с Мирандой значительно грубее, чем предполагали сложившиеся между ними отношения, довести ее до слез, а потом улизнуть, в каковой момент на сцене должен был возникнуть я, причем о наличии своей рыжеватой персоны в квартире я предупрежу Миранду, открыв дверь на ее звонок.

— Ты уверен, что у тебя получится? — спросил я непринужденно, боясь его спугнуть.

— Конечно, — ответил Грегори. — Нет ничего проще. Она сама теперь то и дело хнычет.

— Почему?

Звучит неплохо, подумал я. Миранда действительно может проделать все обещанное, если замудохается так же, как я. (Уж я бы точно проделал, с кем угодно.)

— Не знаю, — сказал Грегори. — Я всегда стесняюсь спросить. Думаю, она просто тронутая. Сейчас большинство девиц такие.

— Куда это ты собрался? В то пидорское место?

— Ничего в нем пидорского нет. Там и девиц много.

— Ну, не пидорское — тогда бисексуальное.

— Угу. Теперь послушай. Как ты насчет того, чтобы сходить за вином и прочим? Мог бы ее на всякий случай напоить.

— Этого добра у меня полно.

Он смерил меня с головы до ног смачно неприязненным взглядом.

— Стоит ей напиться, и она уже ни хрена не рюхает. Делай с ней что хочешь.

— Честно?

— Честно. Сразу становится на все согласная.

— Ладно, попробую.

— Попробуешь? Слушай, спорю, что, едва переступив порог, она тебя чем-нибудь ошарашит. Спорю, что она…

В дверь позвонили.

— Давай, — сказал Грегори.