Читать книгу - "Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица - Елена Павлова"

Некоторое время Доктор А. разглядывал этот жалкий листок, а когда открыл рот, чтобы задать какой-то вопрос, в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошел мой давешний знакомый из куста, правда, теперь уже он был в безупречно белом лабораторном костюме. Он в два шага пересек довольно просторный кабинет и со словами: “Вот, пришел вернуть статью. Очень содержательно. Спасибо”, – положил перед Доктором А. комок грязных, порванных и мокрых листов. Завотделением, видимо, не в первый раз сталкивался с чем-то подобным, потому что не удивился, а внимательно посмотрел сначала на комок, а потом, поверх очков, на Доктора К.

– Муфлон, – лаконично пояснил Доктор К. – Выпала из кармана, я не заметил, когда вернулся, он уже отгрыз график на третьей странице. Пришлось обменять остатки на собственный обед. Она в курсе, – он кивнул в мою сторону.

Завотделением перевел взгляд на меня, но опять ничего не успел сказать, потому что Доктор К. ринулся к сложенной мною на столе стопке предметов, которые я не успела запихнуть обратно в сумку.

– О! – сказал он, вытягивая одежные плечики из-под учебника чешского. Вам это очень нужно? Понимаете, я тут одну вещь делаю, все ломал голову, где достать подходящий стерженек. Из этого, кажется, можно вырезать что-то похожее…

– А библиография? – спросил Доктор А, брезгливо приподнимая пострадавшую статью и, не в силах справиться с отвращением, опуская мокрый лист обратно на стол.

– Спас! – гордо сообщил Доктор К., продолжая влюбленно смотреть на вешалку. – Там, в самом конце, посмотри. Кстати, Дэни, девочка, как я понимаю, у нас работает? – спросил он, отвлекшись наконец от плечиков и живо протягивая мне руку. – Доктор К. Желтая кружка в комнате отдыха – моя, из нее не пить. В очередь на цитометр записываться у Клары. Чешскую попсу слушать только в наушниках. Кстати, давно не видел столь впечатляющего резюме. Я не о списке заслуг, конечно, я о внешнем виде, – и с этими словами, унося мою вешалку, он удалился, оставив меня в совершеннейшем смятении. Значительно позже я привыкну к тому, что, если Доктор К. стоит к вам спиной, это еще не значит, что он не заметил, что на вас разные носки, а на верхней полке шкафа книги расставлены не так, как вчера.

– Ну что ж, – сказал Дэни, – поздравляю, теперь никуда не денешься, вы приняты.

Присовокупив мое жалкое резюме к пострадавшей статье и сформировав из этого плотный комок, он с облегчением забросил его в корзину.

– И первая ваша задача – дойти до библиотеки и выпросить вторую копию этой несчастной статьи. Кстати, себе тоже возьмите, почитайте, не пожалеете, – и он продиктовал мне название и выходные данные манускрипта.

После возвращения из библиотеки с добычей я была немедленно отведена в лабораторный отсек и представлена коллективу. Кстати, здесь, согласно традиции и правилам этикета, руководитель отделения каждого новенького, будь то лаборант или доктор, проводит по вверенной ему территории лично, представляя каждому сотруднику в отдельности. И уже в процессе знакомства мне вдруг стало совершенно очевидно – не обычное это отделение, и, похоже, мне повезло столь крупно, что даже масштабов этого везения я пока оценить не в силах. Потому что не может, ну не может собраться столько хороших людей в таком крохотном пространстве, это против всех статистических законов, и вот, однако же, смеются, трясут мне руку, надевают очки, отрываясь от микроскопа, чтобы рассмотреть новенькую повнимательней, машут руками в стерильных перчатках из ламинарных боксов люди с удивительными глазами и удивительными лицами.

Меня немедленно подхватили, измерили рост, поставив на косяке отметку рядом с парой десятков других разноцветных черточек, отмечающих рост сотрудников и наиболее близких друзей отделения, например Доктора С. – завотделением микробиологии, Доктора Ф. из кардиологии, Элишки из биохимической лаборатории и немногих других избранных. Потом мне быстренько поменяли имя. Не потому, что мое не нравилось, а потому, что, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, в отделении уже была Ленка (в Чехии это не производное от Лены, а вполне самостоятельное имя) и две Хелены, а еще одна Елена периодически набегала из отделения статистики – ну что поделать, троянская красавица ни один народ в Европе не оставила равнодушным, одарив представительниц каждого вариациями своего имени.

– Как же мы теперь во всех вас разберемся? – опечалилась было лаборантка Ива, пожимая мне руку при знакомстве. Я попыталась утешить ее, объяснив, что привязанности к своему, как и к любому другому имени, я не питаю и что можно, например, взять отчество и переделать во второе имя. Кто же знал, что эта незамысловатая идея вызовет такой ажиотаж? От меня потребовали объяснений, что такое отчество, и вся лаборатория, безмерно веселясь, немедленно обзавелась этим необходимейшим придатком к имени, и еще несколько дней все звали друг друга Бедриховичами, Либоровичами, Мартиновичами и даже Пепиковичами, упорно отказываясь откликаться на свои привычные имена. Так началась моя лабораторная жизнь, в которой я и до сего дня остаюсь Сашей или, по-домашнему, Сашиком, ввергая в замешательство новеньких и гостей лаборатории – на бедже-то все написано в соответствии с паспортом.

В отделении иммуногенетики кроме Доктора К. и Дэни обнаружился также Солнечный Л., длинный, веснушчатый, лучезарный заведующий лабораторией ДНК[3], и Ленка – умная блондинка, лаборантка-совершенство, способная извлечь и размножить ДНК из чего угодно, да и просто красивая милая девочка. Втроем мы немедленно составили веселую компанию, которая, едва оказавшись в одном помещении, немедленно устраивает цирк: не танцы, так рисование лошадей с закрытыми глазами, не рисование лошадей, так пантомимное изображение клеток иммунной системы. (А вот вы, например, сможете изобразить Т-лимфоцит так, чтобы отгадывающий легко отличил его от В-лимфоцита? Ленка может. Солнечному Л более всего удаются макрофаги[4], поскольку ему нешуточно повезло с метаболизмом, так что он и в человеческом обличье вдохновенно ест все, что под руку подвернется. Ну а я специалист по изображению дендритных клеток, потому что самая лохматая, а для дендритных клеток лохматость – первое дело и вообще признак профпригодности.) Ну и поскольку в силу обстоятельств мы оказываемся вместе по многу раз на дню, то и цирк в нашем отделении явление непрекращающееся.

Иногда к нам присоединяются докторанты, которые под чутким руководством Доктора К., Дэни или еще кого-нибудь причастного к иммуногенетике пишут свои кандидатские, а параллельно осваивают азы ряда специальностей, никак не связанных с медициной, в зависимости от того, чем интересуется в данный конкретный момент их научный руководитель.

Например, не далее как полгода назад Доктор К. увлекся разведением орхидей, а для создания микроклимата требовалось собрать какой-то особенно хитрый приборчик по чертежу самого Доктора К., и бедные докторанты днями и ночами разбирали старую ПЦР-машину, выковыривали из нее нагревательные элементы, доставали резисторы, считали сопротивление в сети и таки собрали адский агрегат. И он даже работал, но Доктору К. орхидеи быстро надоели, и он передарил их вместе с агрегатом Доктору Ф. в кардиологическое отделение.