Читать книгу - "Нить, сотканная из тьмы - Сара Уотерс"

Папа говаривал, что любую историю можно превратить в сказку, вопрос лишь в том, с чего начать и чем закончить. В этом, говорил он, вся премудрость. Возможно, его истории было нетрудно вот так просеять, подразделить и классифицировать — великие жизни, великие труды — и каждой придать изящный, блестящий и законченный вид, словно литерам в типографском наборе.

Если б сейчас папа был рядом! Я бы спросила, с чего он начал бы рассказ, к которому я нынче приступаю. Я бы разузнала, как изящно поведать историю тюрьмы Миллбанк, вместившей столь много разных судеб и столь необычной по форме, тюрьмы, в которую ведет мрачный путь из множества ворот и петлистых проходов. Начал бы он с возведения стен узилища? Я так не смогу, потому что уже забыла дату постройки, которую мне сообщили сегодня утром; кроме того, острог столь прочен и древен, что невозможно представить время, когда он не восседал на унылом пятачке близ Темзы, отбрасывая тень на тамошнюю черную землю. Возможно, папа начал бы с того, как три недели назад меня посетил мистер Шиллитоу, или с того, как нынче в семь утра Эллис подала мне серое платье и накидку... Нет, разумеется, в папином начале не фигурировали бы дама и ее горничная, нижние юбки и распущенные волосы.

Пожалуй, он бы начал с ворот Миллбанка — места, которого не минует всякий посетитель, прибывший на экскурсию по тюрьме. Что ж, пусть это будет и моим началом: меня встречает привратник, который отмечает мое имя в каком-то здоровенном гроссбухе, затем караульный проводит меня через узкую арку, и я готова ступить в собственно тюремные угодья...

Однако перед тем вынуждена притормозить и чуть повозиться со своей однотонной, но широкой юбкой, которая зацепилась за какую-то выступающую железяку, то ли камень. Думаю, папа не стал бы докучать вам юбочными подробностями, но я это делаю, поскольку именно в тот момент, как отрываю взгляд от своего подметающего землю подола, впервые вижу пятиугольники Миллбанка, которые своей внезапной близостью производят жуткое впечатление. Смотрю, и сердце бьется сильнее, наползает страх.

Неделю назад мистер Шиллитоу передал мне план Миллбанка, который с тех пор пришпилен к стене у моего письменного стола. На схеме тюрьма обладает странным очарованием: пятиугольники выглядят лепестками геометрического цветка, а порой напоминают разноцветные секции раскрасок, какими забавляются в детстве. Разумеется, вблизи Миллбанк теряет очарование. Размер тюрьмы огромен, а линии и углы, воплощенные в стенах и башнях из желтого кирпича и окнах за жалюзи, выглядят чьей-то ошибкой или извращением. Кажется, будто здание планировал человек, охваченный кошмаром или безумием, либо оно и задумано для того, чтобы свести с ума его обитателей. Уж я бы точно свихнулась, если б служила здесь надзирательницей. Как бы то ни было, я трепетно следовала за своим вожатым и только раз замедлила шаг, чтобы оглянуться и посмотреть на клинышек неба. Внутренние ворота Миллбанка расположены у соединения двух пятиугольников, к ним добираешься сужающейся гравийной дорожкой, чувствуя, как стены с обеих сторон надвигаются, будто сходящиеся скалы Босфора. Тени от желтушных кирпичей имеют цвет кровоподтека. Земля под стенами сырая и темная, словно табак.

Из-за нее воздух казался прокисшим, но стал вовсе тухлым, когда меня ввели в тюрьму и заперли за мной ворота. Сердце мое заколотилось еще сильнее и продолжало бухать, пока я сидела в унылой комнатушке и наблюдала за надзирателями, которые, хмуро переговариваясь, мелькали в дверном проеме. Наконец появился мистер Шиллитоу; я пожала ему руку и сказала:

— Рада вас видеть! А то уж я стала бояться, что меня примут за новенькую заключенную и отведут в камеру!

Он рассмеялся и ответил, что подобных недоразумений в Миллбанке не случалось.

Затем мы вместе отправились в тюремные строения, поскольку мистер Шиллитоу решил, что лучше всего сразу препроводить меня в кабинет начальницы женского отделения, главной надзирательницы мисс Хэксби. По дороге он объяснял наш маршрут, который я пыталась мысленно соотнести со схемой, но планировка тюрьмы так своеобычна, что вскоре я запуталась. Знаю, что в пятиугольники, где содержали мужчин, мы не входили. Лишь миновали ворота, что вели к тем корпусам от шестиугольного здания в центре тюрьмы, где располагались кладовые, лазарет, кабинеты самого мистера Шиллитоу и всех его подчиненных, изоляторы и часовня.

— У нас тут прямо настоящий городок! — сказал мой провожатый, кивнув на окно, за которым ряд труб исторгал желтый дым, зарождавшийся в топках тюремной прачечной. — Полное самообеспечение. Полагаю, мы бы успешно выдержали осаду.

Он говорил с гордостью, хотя сам же усмехнулся, и я ответила ему улыбкой. Если я оробела, когда внутренние ворота отсекли меня от света и воздуха, то теперь вновь занервничала, когда мы углубились в тюрьму и тот вход остался в начале тусклой и запутанной тропы, по которой одной мне в жизни не вернуться. На прошлой неделе, разбирая бумаги в папином кабинете, я наткнулась на альбом с тюремными зарисовками Пиранези[2]и целый час тревожно их рассматривала, представляя мрачные и ужасные сцены, которые поджидают меня сегодня. Разумеется, все было иначе, нежели в моих фантазиях. Мы просто шли чередой опрятных побеленных коридоров, на перекрестках которых нам салютовали надзиратели в темных тюремных мундирах. Но именно аккуратность и похожесть коридоров и людей вселяла беспокойство: можно было десять раз провести меня одним и тем же путем, и я бы о том не догадалась. Обескураживал и здешний мерзкий шум. Постовой отпирает взвизгнувшую петлями решетку, потом захлопывает ее и грохочет засовом, а пустые коридоры полнятся гулким эхом других решеток, запоров и щеколд, дальних и ближних. Кажется, будто тюрьма пребывает в центре незримого нескончаемого шторма, от которого звенит в ушах.

Мы подошли к старинной клепаной двери с оконцем, оказавшейся входом в женский корпус. Надзирательница, впустившая нас, сделала перед мистером Шиллитоу книксен; поскольку она была первой женщиной, которую я встретила в тюрьме, я не преминула внимательно ее разглядеть. Моложавая, бледная и весьма неулыбчивая дама была одета в серое шерстяное платье, черную мантильку, серую соломенную шляпку с голубой лентой и тяжелые черные башмаки на сплошной подошве; вскоре я пойму, что это тюремная униформа. Заметив мой взгляд, женщина снова сделала книксен, а мистер Шиллитоу нас представил:

— Мисс Ридли, старшая надзирательница. Мисс Приор, наша новая Гостья.

Следуя за мисс Ридли, я услышала размеренное металлическое звяканье и заметила, что, подобно мужчинам-надзирателям, дама носит широкий кожаный ремень с латунной пряжкой, возле которой на цепочке подвешены до блеска затертые тюремные ключи.

Безликими коридорами она провела нас к винтовой лестнице, поднимавшейся на вершину башни, где в светлой, белой и полной окон круглой комнате располагался кабинет мисс Хэксби.