Читать книгу - "Охота на викинга - Нильс Хаген"

Сравнение небритого сорокалетнего толстяка с воздушным шариком, конечно, забавно, но я списываю это на литературные атавизмы Дмитрия. Как пиарщик он весьма неплох, есть и креатив, и поиск, и стремление к совершенству. С таким человеком мне комфортно работать, а это главное, если хочешь добиться результата.

Я — хочу. Моя цель — сделать наш банковский филиал лучшим в Восточной Европе. Зачем? Не знаю. Наверное, для того чтобы почувствовать удовлетворение от своей работы и жизни. Или от жизни и работы… Впрочем, эти два понятия последние три года для меня слились воедино. Я живу, чтобы работать, и работаю, чтобы жить. Так уж получилось.

Виновата в этом девушка с вишневыми глазами. Ее звали Мархеритта — креолка с французских заморских территорий, не то с Гваделупы, не то с Мартиники. Хотя почему звали? Зовут до сих пор, только уже другие. Я зарекся произносить это имя, слишком больно. Больно даже по прошествии трех лет. Видимо, рана оказалась куда глубже, чем я думал поначалу.

Мархи… Так я называл ее в минуты близости. Нет, не буду сейчас о ней. Может быть, когда-нибудь потом, позже. Продолжу лучше про Дмитрия.

Забросив писательское ремесло, он похудел на пятнадцать килограммов, изменил свои привычки, например, он не пьет теперь коньяк по утрам и всерьез рассчитывает к шестидесяти годам стать вице-президентом по связям с общественностью всего холдинга. Я в него верю. Не только потому, что он мой друг, но и потому, что русским уже давно пора быть в Европе не только пугалами и туристами.

Дмитрий вместе с коллегами из своего отдела подготовил для меня сюрприз. Он так и сказал:

— Шеф, эту днюху ты запомнишь надолго.

Днюха — это он специально. Я хочу выучить русский язык так хорошо, чтобы меня не принимали за иностранца. Для этого мало освоить произношения, научиться образовывать из четырех исходных матерных слов три с лишним

тысячи производных и понять великий сакральный смысл распространенного русского ответа на любой вопрос: «Да нет». Нужно впитать в себя все разнообразие слов, диалектов, неологизмов, впитать нюансы интонаций и эвфемизмы, которые еще необходимо научиться правильно вставлять. Например, я полгода пытался постичь смысл фразы, которую произносит мой заместитель Анатолий, вызывая к себе офис-менеджера:

— Встань передо мной, как лист перед травой!

А когда я при всех однажды пересказал Дмитрию случайно подслушанный диалог моей секретарши Ани (это очень по-русски — «секретарша», а не секретарь!) с девушкой Светой из кредитного отдела, то попал в неудобное положение, потому что подставил Аню.

Диалог был таков:

Света:

— Мы сегодня в клуб. Ты с нами?

Аня:

— Глеб будет?

Света:

— Да.

Аня:

— Тогда я — мимо.

Света:

— Почему?

Аня:

— Красная армия наступает. Наступление показывают по цветному телевидению. А запасной выход заколочен. Все ушли на фронт.

Света:

— А-а-а… Ну, извини, подруга, едем без тебя.

Я решил, что Аня не едет в ночной клуб потому, что у нее занятие в клубе исторических реконструкторов, посвященное Великой Отечественной войне советского народа, и прямо спросил ее об этом, а когда она начала отнекиваться, озвучил разговор. Аня покраснела и убежала. Дмитрий долго смеялся, а потом перевел мне с русского на русский, о чем говорили девушки. Пришлось дарить Ане премию, а коллег я попросил разговаривать со мной, особенно в неформальной обстановке, так, как они разговаривают со своими близкими людьми, чтобы быстрее освоить этот великий и могучий, непонятный и перезамороченный русский язык.

Телефонный звонок выводит меня из задумчивости. На входящий неизвестный вызов у меня стоит «Smells Like Teen Spirit» от Nirvana. Говорят, это лучшая песня девяностых. Не знаю, у меня она прочно ассоциируется с тем, как я напился в день окончания университета и едва не утонул в канале. Именно поэтому я поставил эту мелодию на входящие звонки. Входящий аноним не несет ничего хорошего, это аксиома нашего времени.

Номер британский, прямой. Отчего-то ощущаю некоторую взволнованность. И сразу возникает желание не нажимать кнопку с изображением маленькой зеленой трубки. Возникает, но я его гоню прочь — звонок может быть связан с работой.

— Yes?

— Bonjour, ami… — чуть хрипло шепчет мне в ухо женский голос. Шепчет по-французски. Это естественно — она не знает других языков. Она вообще ни черта…

Три года! Три года я не слышал этого голоса. Три года я старался забыть его, уверенный, что эти хрипловатые, грудные обертоны не потревожат мой слух.

— С днем рождения, дружочек, — говорит тем временем Мархеритта. — Видишь, я не забыла…

— Забыла, — переходя на язык Мопассана, говорю я. — Мой день — завтра.

— У нас на Мартиники, — она не меняет тембра и не повышает голоса, — поздравляют за день до того, как… Это обычай, дружочек.

Вранье! Я уверен, убежден, готов биться об заклад, держать пари на что угодно, что это — наглое вранье, причем пришедшее в ее голову только что. Она забыла точную дату, поэтому и позвонила на день раньше, а когда я ее уличил, или, как говорят русские, ущучил, мгновенно соврала.

Но!

Проверить я не могу. Да даже если бы и мог, что с того? Она засмеялась бы — о боже, я помню, как она умеет смеяться… — и легко перевела разговор на другое.

Стиснув зубы, спрашиваю как можно равнодушнее:

— Чего тебе надо?

То, что ей что-то надо, — это факт, медицинский, научный, да какой угодно. Три года Мархи молчала. И вот вдруг…

Пауза — видимо, она пожимает плечами, как всякая женщина, которая не делает различий между обычным и телефонным разговорами. Я слышу ее дыхание. Потом звучат слова:

— Разбирали с Jojo бумаги, нашли свидетельство о регистрации нашего брака…

Конечно, это оскорбление. Позвонить-брошенному мужчине и сообщить, что о нем вспомнили только тогда, когда с любовником наткнулись на свадебный документ… Jojo… Я даже не знаю, не уверен до сих пор, мужчина это или женщина.[3]Но именно это существо с оранжевыми волосами увело у меня Мархеритту, мою Мархи…

Ее кожа была словно облита шоколадом и имела тот неуловимый оттенок коричнево-кремового, какой можно увидеть только в чашечках с chocolat chaud,[4]что подают в кафе «Ротонда», расположенном по знаменитому адресу «бульвар Монпарнас, 105». Об этом кафе писал знаменитый русский поэт Маяковский, застрелившийся из-за несчастной любви.