Читать книгу - "Правдолюбцы - Зои Хеллер"

— Значит, — сказал Джек, — ты и есть Одри. Мы много о тебе слышали.

— Аналогично, — ответила она.

— Что? — переспросил Пит, подавшись вперед.

Одри запнулась на секунду, раздумывая, правильно ли она употребила слово.

— Я тоже много о вас слышала.

Пит приподнял подбородок, а затем медленно опустил его, словно ему только что раскрыли великую тайну.

— Здесь дико жарко, да?

— Да! — энергично кивнула Одри.

Она мялась, подыскивая тему для разговора, когда за спиной Джека и Пита появился бородатый мужчина. Ухватив молодых людей за плечи мясистыми ручищами, бородач прогудел:

— Пришли все-таки! Ах вы, мерзавцы! Ну и как? Веселитесь?

— Том! — разом завопили Джек и Пит.

Хозяин квартиры, Том Макбрайд, числился аспирантом Лондонской школы экономических и политических наук. Над диссертацией он трудился с незапамятных времен, а в студенческом профсоюзе приобрел славу главного смутьяна. Мартин боготворил его, но Одри, пристально разглядывая нового знакомого, чувствовала к нему инстинктивную неприязнь. «Выпендрежник», — подумала она. А кроме того, борода Тома чем-то напоминала лобковую поросль, что было уж совсем некстати.

— Прости, подруга, — Том с любопытством взглянул на нее, — не знаю, как тебя зовут.

— Одри Говард, — ответила она. — Я здесь с Мартином Седжем.

— С… кем? Ах, с Мартином! Рад, очень рад, Одри! — И он снова повернулся к Джеку и Питу: — А теперь вы, двое, слушайте сюда, хочу вас кое с кем познакомить.

Том указал на человека, стоявшего позади него. На того самого, за которым наблюдала Одри, — американца.

— Джоел! — воскликнул Том. — Это Джек и Пит, прошу любить и жаловать! — Польщенные безраздельным вниманием Тома, молодые люди порозовели и расплылись в улыбках. — Джоел — американский юрист, — пояснил Том, — но не судите по одежке. На самом деле он наш человек.

Несмотря на такую рекомендацию, Джек и Пит мгновенно поскучнели. Похоже, оба полагали, что уж к кому, к кому, но к американцам они могут с легким сердцем относиться свысока. Джоел улыбнулся и наклонился к Одри:

— Вы уж извините моего друга-невежу, он нас не представил. Вас зовут Одри, если я правильно расслышал?

Одри кивнула.

— Мы с Джоелом как раз говорили о Поле Робсоне,[4]— продолжал Том. — Вы в курсе, что его опять уложили в больницу? Вроде бы истощение. Между прочим, Джоел с ним встречался.

— Ну, это громко сказано, — мягко возразил Джоел. — В детстве я ездил в летний лагерь в Нью-Джерси, лагерь для детей рабочих, которым мы ужасно гордились. И как-то, когда мне было двенадцать, к нам на один день приехал Поль Робсон.

Джоел демонстрировал фирменный трюк американцев: непрерывно улыбаться, даже когда говоришь. Вдобавок он немного сутулился, словно для того, чтобы минимизировать разницу в росте между собой и англичанами. «Хочет понравиться», — подумала Одри.

— …Конечно, для нас он был героем, — говорил Джоел, — и мы смотрели на него раскрыв рты. Он прогулялся по лагерю, а потом, вечером, после того как спел для нас в столовой, произнес небольшую речь, призвав нас посвятить жизнь борьбе за справедливость. Все чуть с ума не сошли. Мы были готовы в едином порыве сложить головы за этого парня. А на следующее утро я встал ни свет ни заря по нужде, но не потащился в заведение для мальчиков, а в нарушение лагерных правил обогнул наш спальный домик и потопал в лесок. И вот стою я там, делаю свои дела, и вдруг появляется сам Поль Робсон! Ему тоже приспичило! Увидев меня, он и бровью не повел. Только улыбнулся и сказал своим неповторимым голосом — ну, вы все слышали, какой у него голос: «Сдается, мы с тобой ранние пташки». А потом выбрал дерево и встал под ним. Можете себе представить, как я обалдел. Герой американского коммунистического движения стоит прямо передо мной, и у нас обоих краны наружу. «Да, сэр, — говорю я, — люблю рано вставать». Хотя, если честно, я сроду не вставал в такую рань. А Робсон в ответ…

Рядом с Одри возник Мартин с двумя бумажными стаканчиками красного вина:

— Прости, я задержался. Эти идиоты потеряли штопор…

Одри взяла стаканчик и приложила палец к губам.

— Ох, простите! — Глянув на американца, Мартин склонился в картинном раскаянии. — Я помешал?

Литвинов добродушно улыбнулся:

— Так вот, Робсон говорит мне: «Это хорошая привычка, молодой человек, советую и впредь ей следовать. Жизнь слишком коротка, чтобы по полдня валяться в постели». А потом, пока я судорожно придумывал, что бы такого умного ответить, он застегнул ширинку и ушел.

Слушатели недоуменно молчали. В определенный момент — возможно, когда Мартину заткнули рот, — у них возникло предвкушение эффектной концовки. Затем Том натужно хохотнул:

— Ха! Просто взял и ушел? Ну дела!

— Потрясающе, — сухо прокомментировал Мартин.

Одри вдруг бросилась на выручку американцу:

— В лагере, куда вы ездили, наверное, там было интересно.

— О да, — подтвердил Джоел, — чудесный лагерь. Хотя и довольно самобытный. Вместо того чтобы рассказывать истории о привидениях у костра, мы распевали песни во славу дяди Джо и клялись не обзывать товарищей нехорошими словами. — Он засмеялся.

Джек и Пит, учуяв в его смехе моральное разложение, поджали губы. Опять последовала неловкая пауза.

— Я очень сочувствую Полю Робсону, — силилась оживить беседу Одри. — Он столько выстрадал.

— Робсон? — хохотнул Мартин. Он все еще злился на Одри, вынудившую его умолкнуть. — Поль Робсон страдает в отличном пальто и шикарном автомобиле. На твоем месте я бы не тратил на него свою жалость.

— Но мы же не экономим на сочувствии, правда? — ответила Одри. — Мы же не боимся, что оно закончится.

Мартин уставился на нее, ошарашенный этим неожиданным предательством.

— Да ладно тебе, — произнес он с неубедительным смешком. — Робсона давно уже никто не принимает всерьез. Этот чудак до сих пор защищает венгров! — Мартин оглядел компанию в поисках поддержки.

Джек и Пит кивнули, но промолчали.

— Кажется, вы поторопились с выводами, — сказал Джоел.

— Неужто? — На лице Мартина мелькнуло паническое выражение, как у человека, который вдруг сообразил, что заплыл слишком далеко от берега.

— Я не разделяю всех воззрений Робсона, — продолжил Джоел, — но, по-моему, этот парень заслужил наше…

— А мне кажется, — перебил Мартин, — что Робсон — эстрадный соловей, и не более того.