Читать книгу - "Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката - Денис Горелов"

Италия, 1977, в СССР – 1981. Io ho paura. Реж. Дамиано Дамиани. В ролях Джан Мария Волонте, Эрланд Юзефсон, Марио Адорф. Прокатные данные отсутствуют.

Утро. У киоска с последним номером «Коррьере делла спорта» сталкиваются двое, после расходятся по запаркованным машинам. Женщина выходит на балкон. Первый стучит внутрь фургона завтракающим убийцам – второй получает автоматную очередь через лобовое стекло, как и охраняемый им судья на выходе из подъезда. Последний номер «делла спорта» напитывается кровью, женщина монотонно кричит с балкона. Будни службы охраны высших чинов юстиции, в которой трудится бригадир Грациано, у которого тоже убьют подзащитного судью, а второго он сам убьет, чтобы лечь в конце на оживленном перекрестке, как и было ясно с самого начала.

«Я боюсь, ты боишься, он боится, они боятся», – название звучало уроком итальянской грамматики и идеально отвечало сверхзадаче прокатных организаций напугать русских капитализмом. Страна еще не знала уличного террора – как не знала и побочной правды, что напрямую он касается одной миллионной доли населения, а остальную только будоражит и скучать не дает. После разоблачений масонской ложи П-2, взрыва вокзала в Болонье, расстрелов префектов, прокуроров, журналистов и активистов левого крыла, после «Спрута», наконец («La piovra» кровавыми кляксами по черному!), казалось, в Италии на улицу носа не высуни – сразу отстрелят. Мрачный черно-белый колер этого и других фильмов Дамиани как нельзя более играл на руку сгущенному документализированному ужасу (итальянский политический фильм, как и румынская гангстерская серия, и американская социалка, шли у нас строго в ч/б – и подумать было нельзя, что «Я боюсь», и «День совы», и «Реванш», и «Признание комиссара полиции прокурору республики» на самом деле цветные!). Как кому, а итальянцам обесцвеченье шло только на пользу: черно-белый грузовик, везущий на стройку сваю с забетонированным трупом свидетельницы, черно-белый «фиат», из которого скашивают зазевавшегося на мостовой бригадира, черно-белые ступени дворца правосудия, по которым ступает согбенный комиссар известить прокурора, что «злоумышленники, как всегда, остались неизвестны», – все это сообщало происходящему ноту траурного благородства, теряющегося в солнечной средиземноморской расцветке.

Кроме самых ранних, «Дня совы» и «Самой красивой жены», все фильмы Дамиани были о тварях дрожащих – и напрасно молодой А. С. Плахов утверждал в «Искусстве кино», что «Человек на коленях» снят о распрямляющемся человеке, а «Я боюсь» – о сбросившем страх. Лежа на асфальте, фотографируя исподтишка, прячась и исповедуясь в телефон, Грациано провел куда больше экранного времени, чем с прямой спиной. Да прямой спине там и взяться было неоткуда: лучший из итальянских артистов Джан Мария Волонте сутул от природы и богатой биографии. Оно и к лучшему: храбрый до язвительности Делон – не лучший объект для самоидентификации; когда играл Волонте, зал била довольно крупная дрожь. Зло было элементарным, простецким, рядовым – и оттого вселенским. К свидетельнице забегал приятель, подзывал к окну и ловким переворотом скидывал на мостовую. Судья, застав в квартире труп экономки, заранее начинал молиться. Бригадир звонил другу, не расслышав щелчок магнитофона прослушки.

Завтра опять газеты выйдут с большими шапками.

Завтра опять кто-нибудь не поделит их у киоска.