Читать книгу - "Закрытие темы - Сергей Носов"

– Вы это как, Лиза, что? – спрашивает Ласточка, пугаясь вопроса.

– А я в ночь работаю, – отвечает Лиза.

Они спустились в ольшаник.

– Я хотел спросить, вы кто? – Он имеет в виду род занятий: свинарка, звеньевая, пастух…

– Я Шамякина.

– Шамякина? Так это ваш отец председатель? А где ж Фёдор… Федот… Федот Васильевич?

– Он, может, не будет с неделю…

– Как не будет? Будет.

– Может, не будет, не знаю.

– Да нет, должен быть.

Идут по полю. Ласточка задумчив. Что-то не так.

– А что, Лиза, кто в этом доме жил?

– В каком доме?

– Ну, где я живу.

– Священник жил, отец Павел звали.

– А где сейчас живёт?

– Не знаю, не живёт больше.

По грибы, по ягоды…

– А Быстрова где живёт, Антонина?

– Тонька? Её не будет сегодня.

– Почему не будет, Лиза? Я ж к ней приехал.

– У ней брат в Березовке болеет.

– А как же я?

– У ней брат в Березовке.

– Лиза!

– Ай?

– Лиза, куда мы идём?

– В бор. Если вам мокро, давайте воротимся. Или устали.

– Я не устал.

– Вон, сыроежку не видите.

– Странно.

Странно. «Приезжал корреспондент, задавал вопросы, задавал вопросы он всё про опоросы…»

– … А дальше, а дальше? – пытает Ласточка.

– А дальше, – продолжает рассказывать Шамякина Лиза (впрочем, без особого энтузиазма), – в один их загон. Только сейчас так не делают.

– Почему не делают?

– Не делают. Вы не пишите об этом.

– Я не буду. Я так, для себя.

– Для себя ладно. В один загон выпускают. Они поначалу помяться должны.

– Что сделать?

– Помяться. Бой у них будет. Они как разделятся парами, тут же друг дружку в низ живота, а клыков нет, удалёны. С клыками насмерть дерутся, а тут, без клыков, кто первый устанет. Устал – значит, в сторону, и визжит, что побили. А кто сильней, тот с другим, тоже сильным. А потом двое останутся, кто за главного, таких надо водой из ведра обливать, самых здоровых, до часу дерутся…

– Водой-то зачем?

– Чтобы сердечко не лопнуло. А то перегреются.

– Ну, победил один, а дальше что?

– Всё.

– Вместе живут?

– Могут вместе. Знают, кто главный – не дерутся. Спокойные.

– А как же клыки удаляют? Они ведь – подойти страшно.

– Дак это с верёвкой. В рот надо петлю засунуть, ну петля, знаете? и затянуть, чтобы за нос, а другой конец к столбу или к дереву. Он верёвку натянет, а куда денешься? Ногами упрётся и встанет как вкопанный, тут-то пасть у него сама и откроется. (Лиза смеётся.) Знай да пили.

– А чем пилят?

– Ножовкой.

– Страсти какие.

– Какие страсти! Даже не пикнет.

Ласточка пьёт молоко. На очереди картошка с луком. Завтра баба Таня принесёт ему утром солянку, что-то грибное. Всё, что нашёл, отдал приготовить Лизе. Он выписывает слова: «Лифостротон. Аваддон. Хризолит». Надо расширять словарный запас, мало ли о чём придётся писать. «Диадема. Скиния. Пакибытие. Перстный». Забыл спросить, есть ли у них на селе ячейка воинствующих безбожников.

А в детской книжке все картинки раскрашены фиолетовым карандашом. И Лазарь убогий, и блудница, и апостолы в лодке – все фиолетовые, и парус, и само море, и поросята на горе. За окнами темно. Мышка скребётся под полом. Сверчок. Всё как надо в деревне.

«Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил войти в них». Это он уже где-то читал. Может всё пригодиться. Он выписывает.

«… Бесы, вышедшие из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло».

Ну да, известное место.

Ласточка смотрит в окно: думает.

Был такой случай, кажется, под Новгородом (слышано от Павловского). Секретарь одного из райкомов столкнулся с трудностями: шёл сбор денег по подписке на заём укрепления обороны, и не всё ладилось. Вызвался подсобить поп местного прихода, он просил, чтобы ему разрешили пройтись по деревням с крестным ходом. Ему не препятствовали. Прошёлся, распространил облигации. Тут-то их всех и к ногтю – и секретаря, и служителя культа.

Лёжа в постели, Ласточка вспоминает другой случай вредительства. В остоевском племхозе кормили свиноматок мёрзлой картошкой, чтобы спровоцировать выкидыш. И это, когда по всей стране развернулось движение за два опороса в год. Что же я опять про свиней, укоряет себя засыпающий Ласточка, а где же люди живые? И он вспоминает Лизу. Лиза. Лиза. Её глаза. Глаза Лизы. Он пытается подобрать эпитет – не подбирает. А мысли путаются. Ласточка слышит, как медленно пробирается вверх по дороге, грохоча бортами, грузовая машина. Не открывая глаз, он чувствует прилив света в комнату от скользящих фар; ему и тепло, и уютно, и немного обидно: ведь есть же грузовик, а послали подводу. Он спит.

Ему ничего не снится. Наступает утро.

Утром Ласточку будят. Он ещё не понял, где он и что его будят, но понимает, что день будет солнечный – так ярко в глазах.

– Вставайте, Виктор Сергеевич, вставайте. Вы что дверь не закрываете?

Их двое. Первого он признаёт по известной ему примете – глубокому шраму ещё, как он слышал, с Гражданской. Это председатель колхоза товарищ Шамякин, тот самый. Второй стоит за спиной у первого.

– Виктор Сергеевич, простите, что так оно получилось. Вам если справку, не знаю, или что надо куда, то мы пожалоста…

– Куда ж ему справка, – говорит второй, стоящий за спиной Шамякина, – там знают…

– Что знают? – не понимает Ласточка.

– Беда у нас, Виктор Сергеевич, вы извините, что я вчера… не до вас было.

– Что было?

– Радостный околел.

– Как околел? Когда?

– Дак я говорю, вчерась околел. Вот Савченко, ветеринар, я не представил…

– Вы как приехали, – говорит ветеринар, выступая из-за спины Шамякина, – как приехали, уже он, ясно всё, думали… Думали к полудню, а тут до ночи… Ну, разберёмся.

– Разберёмся, разберёмся, не думайте. – И оба глядят на Ласточку, ожидая от него каких-то решительных действий.

Решительно Ласточка не понимает, что делать. Он приподнимается слегка на кровати, но свесить голые ноги вниз кажется ему неприличным. В комнату ворвалась муха через открытую дверь и ударилась лбом о стекло. Он спрашивает лишь бы спросить: