Читать книгу - "Гуд бай, Берлин! - Вольфганг Херрндорф"

– Не заявят. Если б они собирались это сделать, давно бы сделали, и полиция была бы уже здесь. Они даже не в курсе, что «Нива» краденая, и видели нас максимум секунд десять. Скорее всего, думают, что это машина моего брата или типа того.

– А куда ты вообще хочешь поехать?

– Да все равно…

– Когда куда-нибудь едешь, неплохо бы знать, куда именно.

– Ну, можно навестить моих родственников. У меня дед в Валахии.

– И где он живет?

– Как «где живет»? В Валахии.

– Где-то поблизости или как?

– Чего?

– Или где-то далеко?

– Да не где-то далеко он живет, черт дери! А в Валахии.

– Так это одно и то же.

– Что одно и то же?

– «Где-то далеко» и «в Валахии» – одно и то же.

– Не понял.

– Да черт, это ж просто слово, – сказал я и допил свое пиво. – «Валахия» – это просто слово такое! Типа как «Тмутаракань» или «Мухосранск».

– Моя семья происходит оттуда.

– Я думал, ты из России.

– Да, но часть родственников у меня из Валахии. Дед. Сестра деда, прадед и… Что в этом смешного?

– Это все равно, как если бы у тебя дед жил в Мухосранске или в Тмутаракани.

– А что в этом смешного?

– Черт, да нет никакого Мухосранска! «В Мухосранске» значит «у черта на рогах». И Валахии нет. Когда говорят, что кто-то живет в Валахии, это означает, что этот кто-то живет в пампасах.

– А что, пампасов тоже нет?

– Нет.

– Но мой дед там живет.

– В пампасах?

– Ты бесишь, правда! Мой дед живет где-то в жопе мира, в стране под названием Валахия, и мы туда завтра поедем.

Он посерьезнел, и я – тоже.

– Я знаю сто пятьдесят стран мира со столицами, – сказал я и отхлебнул из бутылки Чика. – Валахии не существует.

– Дед у меня крутой. Он носит по две сигареты за ухом. У него всего один зуб. Я был там лет в пять или типа того.

– А кто ты вообще? Русский? Или валахец? Или что?

– Немец. У меня паспорт есть.

– Но откуда ты?

– Из Ростова. Это в России. Но родственники у меня есть всякие. Поволжские немцы. Этнические немцы. А еще банатские швабы, валахи, цыганские евреи…

– Кто?

– Что «кто»?

– Цыганские евреи?

– Ну да. И швабы, и валахи…

– Такого не бывает.

– Чего не бывает?

– Цыганских евреев. Это чушь. Ты все время несешь какую-то чушь…

– Вовсе нет.

– Цыганские евреи – это все равно что французские англичане! Такого не бывает.

– Ну да, никаких французских англичан нет, – сказал Чик. – А французские евреи есть. И цыганские евреи тоже есть.

– Жидоцыгане.

– Именно. Они носят такую штуку на голове, ездят по России и продают ковры. Ну знаешь, эти… с такой смешной штукой на голове. Как это? Кипа! С кипой на голове.

– Какая к черту кипа! Это все бред собачий.

– Ты что, не знаешь тот фильм с Жоржем Азнавуром? – Чику очень хотелось доказать мне, что все это правда.

– Фильм – это фильм, – парировал я. – А в реальной жизни можно быть либо евреем, либо цыганом – но не одновременно.

– Черт дери, цыгане – это не религия. А евреи – религия. Цыгане – это у которых нет домов.

– У которых нет домов, это – так, на секундочку! – берберы.

– Берберы – это вообще ковры, – возразил Чик.

Я надолго задумался, а когда наконец спросил Чика, действительно ли он цыганский еврей, он с серьезным видом кивнул, и тут я ему поверил.

Но во что я все равно не поверил, так это в этот бред про его деда. Потому что я прекрасно знал, «Валахия» – это просто такое слово. Я сотней разных способов пытался доказать ему, что Валахии не существует, и чувствовал, что мои слова становятся убедительнее, если подкреплять их широкими жестами. Чик тоже размахивал руками, а потом пошел взять еще пива и спросил, буду ли я тоже. Но пиво на меня не действовало, и я попросил принести мне колы.

Растроганно я следил за мухой, которая ползала по столу. У меня было такое ощущение, будто и муха растрогана тем, что я растроган. Я, правда, еще никогда в жизни ни с кем так душевно не разговаривал. Чик поставил на стол две бутылки и сказал:

– Вот увидишь. Там мой дед, сестра деда, два кузена и четыре кузины. А кузины у меня красивые, как орхидеи – вот увидишь!

Я уже и впрямь начал подумывать о поездке. Но как только Чик ушел, кузины и все прочее растаяло в тумане и исчезло, и осталось только гадкое чувство. Такое гадкое, что прям выть хотелось… Не из-за Чика, конечно. Из-за Татьяны. Из-за того, что я совершенно не знаю, что она теперь обо мне думает, и, может быть, никогда не узнаю. В этот момент я бы действительно многое отдал, чтобы оказаться в Валахии или еще где-нибудь, подальше от Берлина.

Прежде чем лечь спать, я опять включил компьютер, и обнаружил четыре мейла от отца, который жаловался, что мобильник у меня выключен, и я не подхожу к телефону внизу. Нужно было еще выдумать какую-нибудь отговорку и доходчиво объяснить, что у меня здесь все суперкруто. Как, впрочем, и было на самом деле. Но отвечать на отцовские письма не было никакого настроения, да и в голову ничего не приходило. Так что я параллельно открыл Википедию и набрал там слово «Валахия». А вот после этого действительно задумался.