Читать книгу - "Записки гробокопателя - Сергей Каледин"

Вита сдала дежурство, сходила на конференцию и села описывать Софью Аркадьевну, умершую этой ночью. Софья Аркадьевна умирала уже два раза и вчера даже шутила: «Мне это не впервой». Тогда оба раза Вита чудом вытаскивала ее из клинической смерти. Софья Аркадьевна перед выпиской благодарила ее и просила извинения за хлопоты. Вита приняла это за обычное старческое кокетство, но Софья Аркадьевна объяснила: «Вы, Виточка, не подумайте, что я спятила. Просто я давно уже заметила, что в определенном возрасте все начинает повторяться. Вот вы меня лечите, честь вам и хвала. Но если бы мне сказали, что я завтра перееду в мир иной, ей-Богу, я спала бы последнюю ночь ничуть не хуже предыдущей».

И действительно спала накануне спокойно.

В истории болезни Вита нашла телефон сына Софьи Аркадьевны.

Ростислав Михайлович помолчал и попросил Виту встретиться с ним — очень нужно. «В любое время, — сказала Вита, — подъезжайте в больницу, поговорим». «Хотелось бы вне». «Тогда в конце месяца, предположим, тридцатого». «Хорошо».

Положив трубку, она высчитала, что тридцатое — опять после дежурства. Нужно бы позвонить отказаться, но она так вымоталась за сегодняшнее дежурство, что одна мысль о каком-то не очень обязательном разговоре приводила в ужас. Она повторила, чтоб не забыть: тридцатое, семь часов, памятник Пушкину… Памятник Пушкину!.. И чего это он?

Тридцатого в половине седьмого Вита вышла из метро «Маяковская».

«Все прекрасно, — привычно настраивала она себя, чтоб окончательно не расклеиться от усталости. — Если б не ныл живот, было бы еще лучше, но…»

На троллейбусной остановке стояла очередь. «Ну уж нет», — злорадно подумала Вита и стала высматривать зеленый огонек такси.

Господи, хоть бы он не пришел. И чего ему приспичило? Она бы подождала минут пятнадцать для приличия и домой. Вита подняла руку. Такси остановилось, но забрызгало сапоги. Все не слава Богу! И никакого куражу. А ведь еще общаться надо с этим, как его… Ростиславом Михайловичем, черт бы его побрал! Ноги отваливаются, и морда от недосыпа наверняка как у бульдога. И чего потащилась? Сказала бы — в больницу — и все. Впрочем, уже вечер, а к вечеру лицо у нее расправляется… Хм, подумать только, раньше времени прибыла, это надо! Совсем на нее непохоже — почему и не любит встреч под часами.

И Лида переняла эту привычку — опаздывать. Не лучшее, что можно от нее унаследовать. Сказала как-то дочери, что опаздывает не из кокетства и женственности, а потому что носится, как загнанная кобыла, чтоб ей же, Лиде, помогать. Правда, про «помогать» сказала про себя, не вслух.

Она стояла возле памятника, у самых цепей. Ноги отекли — ужас, хорошо еще в сапогах не видно. Было жарко, Вита расстегнула плащ, но вспомнила, что утром впопыхах схватила поясок от другого платья, и стала развязывать вязаный зеленый пояс. Впрочем, зачем? Вита вздохнула.

— Что сокрушаетесь, Виталия Леонидовна? — спросил ее мужской гундосый голос.

Она сдернула очки, повернулась. Он. Куртка, значок в форме парашютика; на значке цифра «200».

— Здравствуйте, — сказала Вита. — А что значит двести?

— Здравствуйте, — ответил Ростислав Михайлович. — Двести — значит, двести прыжков.

— Вы что же, двести раз прыгнули и ни разу не разбились?

— Двести шестьдесят семь. По документам: двести девять.

Куртка у Ростислава Михайловича была военная, как у летчиков, сильно потертая. Роста он был среднего. И нос перебит.

— Почему такая спешка, Ростислав Михалыч? Что-нибудь связанное с матерью?

— Связанное… Картавите вы уж очень забавно. Еще раз захотелось послушать.

— Вот как?.. — холодно сказала Вита, переступая отекшими ногами. — А телефон — не подходит?..

— Не подходит, — спокойно отреагировал Ростислав Михайлович. — Хотел воочию.

— Ну, и?..

— Поесть чего-нибудь надо, вы, я понял, с работы?.. Пять минут — и у меня. Я рядом живу.

Они дошли до Театра Ермоловой. Дом был во дворе.

Ростислав Михайлович ковырялся в карманах куртки, выискивая, по всей видимости, ключи. Дышал он тяжело, хотя и старался сдержать одышку.

«Плохо дышит, — отметила про себя Вита. — Надо послушать».

— Слежу за прессой, — усмехнулся Ростислав Михайлович, выудив наконец ключ, привязанный к перочинному ножу, и распихивая по карманам газеты. — В основном с кроссвордами.

«Псих», — подумала Вита и вздохнула.

— Куда идти?

— Прямо.

На стене зазвонил телефон. Ростислав Михайлович взял трубку.

— Нет, не Додик, Ростик, — сказал он мрачно и постучал в ближайшую дверь.

Рядом заурчала вода, дверь распахнулась, и из уборной выскочил полный человек в майке.

Комната Ростислава Михайловича была самой дальней, в конце коридора.

Вита поставила сумку на сундук, расстегнула плащ.

— У-у. Старый знакомый, — сказала она, взглянув на вешалку. На вешалке висело женское пальто. Скунс, свесив хищную сухую морду с плеча пальто, смотрел на нее стеклянными глазами. — Пальто Софьи Аркадьевны?

— Ах, это… Да, мамина горжетка. Заходите.

Комната была огромная, в два окна, выходящих на бурые крыши. За крышами был слышен бой курантов.

Вита прошла к платяному шкафу и стала причесываться, поглядывая по сторонам.

— У вас, наверное, самая центральная комната в стране?

— Самая. Садитесь в кресло. — Ростислав Михайлович показал на большое разношенное кресло, прикрытое цветной тряпкой.

— Я уж лучше на стул, — засомневалась Вита.

— Стулья ненадежные. Садитесь в кресло.

Вита с боязнью опустилась в кресло. Кресло задышало и ушло вниз.

— Вы здесь один живете?

— Сейчас — да. Когда-то с мамой, а еще более когда-то — с семьей.

— Да-да-да, — закивала Вита. — Я помню: Софью Аркадьевну две девушки навещали. Внучки? Хорошенькие.

— Дочки, — кивнул Ростислав Михайлович. — А насчет хорошенькие, так то не в папу.

Вита потянулась было к сапогам — расстегнуть молнию да повыше положить отекшие ноги, но передумала: «Ну его к черту, еще подумает…»

— Чем будете угощать?

— Сухое есть, отбивные, если не… — Ростислав Михайлович подошел к окну, достал между рам сверток, понюхал. — Вроде съедобные.

— А холодильник?

— Места много занимает. — Он достал из шкафа масло, сунул Вите «Науку и жизнь». — Кроссворд хороший. Три слова не знаю. Пойду пожарю.

Вита достала из сумочки но-шпу, выкатила две таблетки и неуверенно потянулась к узкому старинному графину с водой. Запила прямо из горлышка. Так и есть, тухлая.