Читать книгу - "Вадим - Светлана Сачкова"

Хозяин рассеянно почесал нос, поворошил перед собой креветочную шелуху:

— Я б тебе мог объяснить… но сейчас немного настрой другой. Это все долго. А я ведь все это досконально знаю. Я изучил, и работы писал по философии, и доказывал. И я знаешь каких философов изучил — не Аристотели там с Сократами. А Амиэля, и Кьеркегора, и — Достоевского! Вот величайший философ. Ну, давай, ебнем за тебя! Что вот ты не дожил до полного отупения, как все… А такими вопросами интересуешься.

Вадим пил вместе со всеми, уже не думая о том, на чем поедет домой. Ни капельки не пьянея от почти ежеминутно употребляемых доз алкоголя, хозяин продолжал:

— А как я в КГБ на них на всех орал — они ничего поделать не могли. А сейчас я и со всеми политиками, и с банкирами… Я, бля, так на них ору, говорю, что ж вы, сукины дети… Я никогда никому не подчинялся и не подчиняюсь… Ну ладно, расскажи. Какая у тебя там система, что человек в ледяной воде не замерзает…

Вадим снова покосился на жену, и Маша улыбнулась ему:

— Вот тот сыр очень вкусный.

Вадим, однако, не заметил, чтобы она его пробовала.

Морж едва успел произнести две фразы. Хозяин уже доказывал женщинам из архивов:

— Да ты знаешь, какие колоссальные возможности у человеческого организма?! Вот я тебе сейчас расскажу, ты послушай. Был эксперимент. Взяли сто человек смертников и поставили в самый эпицентр ядерного взрыва. Сделали так только, чтоб их не убило ядерной волной… ну там, прикрыли чем-то или подперли…

Вокруг разом закивали понимающе, и кто-то в конце стола спросил с энтузиазмом:

— А где эксперимент проводился?

— Ну где-где, в Америке! — отмахнулся хозяин и продолжил: — И что ты думаешь — их всех потом проверили. Восемьдесят человек, бля, сразу умерли. А десять человек вообще не получили радиации… А потом опять взяли сто смертников и уже напоили их водкой. Это, ну… поставили в эпицентр — и теперь восемнадцать или девятнадцать из них не получили радиации. Ничего, бля! Восемнадцать или девятнадцать процентов!

Он поднял палец значительно, дал всем время прийти в себя и добавил:

— Да я тебе говорю — вот я в Чернобыле три раза был… мы там с одним банкиром прям в реакторе пили. И все это враки, что рассказывают, — там в самом эпицентре радиации нету. Зато, когда мы туда летели, с вертолета видели: там рыбины в реках плавают — во! — по два с половиной метра, а кабаны бегают — вот с эту комнату.

Дальше Вадим не смог уследить за прихотливо развивающейся дискуссией. Он выпил еще и попытался выстроить полученную информацию в какое-то стройное целое, вычленить из нее то, что на самом деле хотел сказать седовласый хозяин… Вадим не был уверен, что успел все схватить на лету, — может, прослушал деталь, вкупе с которой остальное должно было стать на свои места? Отчаявшись, он решил подумать об этом позже — там, где нет такого гама и звона.

Совсем отчего-то перестав различать слова, он наблюдал, как сановный грузинский художник накладывал Маше в тарелку салат. И как в это месиво — крабы, свежая капуста, кукуруза из банки — отправился еще и шлепок бордового соуса из ткемали. Маша, скептически оценившая это колористическое усилие, все же зачерпнула подкрашенного салата. По изменившемуся выражению ее лица Вадим понял, что скоро данный салат появится и у них дома. Именно в таком, совместном с популярным кавказским соусом, исполнении.

Затем внимание его привлекли подвешенные на цепях к потолочной балке и прежде им не замеченные огромные сушеные рыбины. Рассмотрев их застывшие ожесточенные физиономии, Вадим снова обратился к группе за столом, к разливающему водку хозяину. И вдруг неким параллельным зрением обнаружил этого самого хозяина сидящим в бане, покрякивающим, с закатанным в полотенце шарообразным животом, в обнимку с голыми азербайджанцами. Далее увидел его развалившимся на тахте, гонящим прочь собаку и ждущим, когда выйдет из ванной молодая девица. В следующем сюжете, сосредоточенно сдвинув на нос очки, хозяин переносил на холст с фотографии лицо банкирского ребенка… Собственно, этим не исчерпывалось то, чем еще мог бы заняться хозяин вместо распивания водки с настоящей компанией. Вот и Вадим мог бы сейчас — если б не настойчивое желание жены — возиться дома с бумагами, или смотреть телевизор, или просто сидеть в туалете, тупо уставившись на зеленый коврик и не соображая, сколько так просидел и зачем.

— Зай, — подергала его за рукав Маша. Входили какие-то новые люди.

— Вот Мария, молодая писательница. Вадим, бизнесмен… — рекламировал хозяин, будто хвастаясь своими гостями. — А это — художники-анималисты…

Вадим уловил со стороны одного из анималистов подобострастную улыбку — дырявую, зияющую прорехами между отдельными зубами. Новоприбывший художник сиротливо примостился на старинном сундуке; его волосы, похожие на пуки измятой проволоки, разметались в стороны, словно бы ища место, где можно хоть как-то расположиться. Руки его бегали, не в силах остановиться и приладиться к чему-нибудь: то трогали рюмку, то гладили край стола, то цепляли пуговицу из петли. Столько было в его облике незащищенности и неустаканенности, что Вадим ощутил, с дурным подкатыванием теплого комка к горлу, что сам он уже намертво прирос к определенной нише. Он занял ее словно бы ненароком, но был незаметно облит цементом — и теперь был не в состоянии шелохнуться.

— Ну-ка, задайте мне тему! Любую, бля, тему — и я вам расскажу анекдот! Охуенный анекдот — на любую тему! Давайте, ну! — разгоряченно выкрикнул хозяин.

— Одиннадцатое сентября… — каверзно предложила Маша.

Молчание.

— Ну, про одиннадцатое сентября я слышал пару анекдотов… только не очень смешных. Я вам лучше щас историю одну расскажу, охуеете! — Хозяин довольно потер руки.