Читать книгу - "Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин"

чувством и какою тонкою, почти женственною нежностью может быть наполнено сердце иного грубого, зверски невежественного крепостного русского мужика, ещё и не ждавшего, не гадавшего тогда о своей свободе…»

Прототипом мужика Марея послужил крестьянин села Дарового Марк Ефремов, которому в 1835 г. было 48 лет.

Мари

«Идиот»

Девушка из швейцарской деревни, о которой рассказал девицам Епанчиным и их матери при первой встрече князь Мышкин — почти «юродивая», дочь бедной торговки, «Мари была её дочь, лет двадцати, слабая и худенькая; у ней давно начиналась чахотка, но она всё ходила по домам в тяжёлую работу наниматься подённо, — полы мыла, бельё, дворы обметала, скот убирала. Один проезжий французский комми соблазнил её и увёз, а через неделю на дороге бросил одну и тихонько уехал. Она пришла домой, побираясь, вся испачканная, вся в лохмотьях, с ободранными башмаками; шла она пешком всю неделю, ночевала в поле и очень простудилась; ноги были в ранах, руки опухли и растрескались. Она впрочем и прежде была собой не хороша; глаза только были тихие, добрые, невинные. Молчалива была ужасно. Раз, прежде еще, она за работой вдруг запела, и я помню, что все удивились и стали смеяться: “Мари запела! Как? Мари запела!” — и она ужасно законфузилась, и уж навек потом замолчала. Тогда ещё её ласкали, но когда она воротилась больная и истерзанная, никакого-то к ней сострадания не было ни в ком! Какие они на это жестокие! какие у них тяжёлые на это понятия! Мать, первая, приняла её со злобой и с презреньем: “ты меня теперь обесчестила”. Она первая её и выдала на позор…»

У Мари началась ужасная жизнь. Князь Мышкин был единственным, кто не обижал её, продолжал с ней общаться, у них завязались даже какие-то отношения, похожие с его стороны на робкую любовь-жалость, с её — на ещё более робкую любовь-благодарность. В конце концов князю Мышкину и личным примером, и доходчивыми разговорами-убеждениями удалось укротить злобу по отношению к Мари сначала у деревенских детей, а вслед за ними и у их родителей. Дети её даже полюбили, дружно ухаживали за ней, когда болезнь её обострилась. Мари всё же умерла, но умерла «почти счастливая»…

Марк Иванович

«Господин Прохарчин»

Сосед Прохарчина, «умный и начитанный человек», к тому же «стихотворец». Судя по всему — добродушный, хлопотливый человек, желающий поучить, покомандовать, пораспечь. Характерна в этом отношении сцена, когда Прохарчин появился после своего таинственного исчезновения уже совсем больной: «Наконец Марк Иванович первый прервал молчание и, как умный человек, начал весьма ласково говорить, что Семёну Ивановичу нужно совсем успокоиться, что болеть скверно и стыдно, что так делают только дети маленькие, что нужно выздоравливать, а потом и служить. Окончил Марк Иванович шуточкой, сказав, что больным не означен ещё вполне оклад жалованья, и так как он твёрдо знает, что и чины идут весьма небольшие, то, по его разумению, по крайней мере такое звание или состояние не приносит больших, существенных выгод. Одним словом, видно было, что все принимали действительное участие в судьбе Семёна Ивановича и весьма сердобольничали. Но он с непонятною грубостью продолжал лежать на кровати, молчать и упорно всё более и более натягивать на себя одеяло. Марк Иванович, однако, не признал себя побежденным и, скрепив сердце, сказал опять что-то очень сладенькое Семёну Ивановичу, зная, что так и должно поступать с больным человеком; но Семён Иванович не хотел и почувствовать; напротив, промычал что-то сквозь зубы с самым недоверчивым видом и вдруг начал совершенно неприязненным образом косить исподлобья направо и налево глазами, казалось, желая взглядом своим обратить в прах всех сочувствователей. Тут уж нечего было останавливаться: Марк Иванович не вытерпел и, видя, что человек просто дал себе слово упорствовать, оскорбясь и рассердившись совсем, объявил напрямки и уже без сладких околичностей, что пора вставать, что лежать на двух боках нечего, что кричать днём и ночью о пожарах, золовках, пьянчужках, замках, сундуках и чёрт знает об чём ещё — глупо, неприлично и оскорбительно для человека, ибо если Семён Иванович спать не желает, так чтобы другим не мешал и чтоб он, наконец, это всё изволил намотать себе на ус. Речь произвела своё действие, ибо Семён Иванович, немедленно обернувшись к оратору, с твёрдостью объявил, хотя ещё слабым и хриплым голосом, что “ты, мальчишка, молчи! празднословный ты человек, сквернослов ты! слышь, каблук! князь ты, а? понимаешь штуку?” Услышав такое, Марк Иванович вспылил, но, заметив, что действует с больным человеком, великодушно перестал обижаться, а, напротив, попробовал его пристыдить, но осёкся и тут; ибо Семён Иванович сразу заметил, что шутить с собой не позволит, даром что Марк Иванович стихи сочинил. Последовало двухминутное молчание; наконец, опомнившись от своего изумления, Марк Иванович прямо, ясно, весьма красноречиво, хотя не без твёрдости, объявил, что Семён Иванович должен знать, что он меж благородных людей и что, “милостивый государь, должны понимать, как поступают с благородным лицом”. Марк Иванович умел при случае красноречиво сказать и любил внушить своим слушателям…»

И именно Марку Ивановичу «доверено» автором в этом раннем рассказе поднять проблему «наполеонизма», которая разовьётся потом до глобальных размеров в «Преступлении и наказании». Устав уговаривать совсем зарапортовавшегося Прохарчина, «поэт» вспылил: «— Да что ж вы? — прогремел наконец Марк Иванович, вскочив со стула, на котором было сел отдохнуть, и подбежав к кровати весь в волнении, в исступлении, весь дрожа от досады и бешенства, — что ж вы? баран вы! ни кола ни двора. Что вы, один, что ли, на свете? для вас свет, что ли, сделан? Наполеон вы, что ли, какой? что вы? кто вы? Наполеон вы, а? Наполеон или нет?! Говорите же, сударь, Наполеон или нет?..»

Марков

«Бедные люди»

Чиновник 14 класса (коллежский регистратор), процентщик. Сослуживец Емельян Иванович в трудную минуту взаймы денег Девушкину не дал, но порекомендовал обратиться к Маркову, который живёт на самой окраине, на Выборгской. Сам Макар Алексеевич потом мытарства свои Варваре Добросёловой в подробностях описал: «Увидел наконец я издали дом деревянный, жёлтый, с мезонином вроде бельведера — ну, так, думаю, так оно и есть, так и Емельян Иванович говорил, — Маркова дом. (Он и есть этот Марков, маточка, что на проценты даёт.) Я уж и себя тут не вспомнил, и ведь знал, что Маркова дом, а спросил-таки будочника — чей, дескать, это, братец, дом? Будочник такой грубиян, говорит нехотя, словно сердится на кого-то, слова сквозь