Читать книгу - "Бездна - Кристоф Оно-Ди-Био"

Мы все пробовали. Мы все делали. Даже хранили молчание в старинных, пустующих до-романских церквях, жемчужинах архитектуры, – Санта-Мария-дель-Наранко или Сан-Сальвадор-де-Мальдедьос, где астурийский король окончил свои дни и был похоронен сыновьями.

Мы разыскивали затерянные пляжи в бухтах с такой фантастической топографией, что казалось, будто их вырубили в скалах великаны. Некоторые из этих пляжей, где мы бродили в отлив босиком, щетинились гранитными остриями, похожими на зубы дракона. Когда в сумерках пена волн смешивалась с туманом, зрелище становилось поистине космическим. Заходя в воду, мы чувствовали, как наших обнаженных тел касаются рыбы. Рыбы, которых она со здоровым аппетитом ела по вечерам в маленьких закусочных, лепившихся по берегам бухт.

Каждое ее движение было полно очарования: то, как она откидывала назад прядь волос, как потягивалась по утрам, выгибая дугой спину, как резко подносила зажигалку к сигарете – напоминая мне женщину с плаката в шахте, словно ей не терпелось взорвать всех, кто угрожал ее свободе.

В конце концов я все же задал ей вопрос о татуировке. Она лежала ничком на песке, в тени утеса, положив голову мне на колени. Начался прилив, и море уже подступило к нам вплотную, облизывая ее обнаженное тело. Я обводил пальцем контуры креста.

– Скажи мне, Пас… эта татуировка… что она означает?

– Вот балда, с чего это ты вдруг? Ты уже целую неделю на нее смотришь.

– Да, я знаю… Это крест Реконкисты.

Повернув голову, она исподлобья взглянула на меня:

– И что?

– Почему ты выбрала именно его?

– А ты бы хотел, чтобы мне изобразили какого-нибудь горбатого длинноносого trasgu? Или дельфина, какими украшают себя сопливые девчонки? Или призыв «Восстань!» готическими буквами? Мой крест выглядит здорово, разве нет?

– Да, но у тебя только одна татуировка – этот крест. Почему? Ты придаешь ему какое-то особое значение?

– Он мне нравится, вот и все, обалдуй… Да что с тобой, у тебя такой серьезный вид.

– А это не связано с политикой? – осторожно спросил я.

– С политикой?

– Ну да… чтобы заявить о своей тяге к независимости… или к фундаментализму…

Она расхохоталась, да так звонко, что мне хватило стыда на целых три следующих дня.

– Значит, если ты видел меня растроганной в церквях, если я ношу крест на попе, я фундамента-листка? Ну и воображение! А может, я из марранов[68]и ношу этот крест, чтобы отличаться от других? Кстати, ты знаешь, кто такие марраны?

Я пристыженно потупился. Она сжалилась надо мной:

– Ладно, если уж хочешь знать, я сделала ее еще в школе. Могу и свести, если тебе угодно.

– Нет, не вздумай!

– А кроме того, мне нравятся кресты, Христы, распятия, Пречистые Девы, которых носят по улицам; нравятся потому, что все эти муки, выставленные напоказ, кажутся непристойными… и вдруг становятся прекрасными. Подумай, как интересно: орудие пытки стало символом религии. Ты со мной согласен?

– Да, конечно, ты права.

– Ну, я тебя успокоила, мой бестолковый gabacho?[69]А теперь займись наконец делом, мне захотелось по-наслаждаться.

По вечерам она любила уединяться в своем horreo – бывшем амбаре, тысячу лет назад поставленном на четыре каменных столба, чтобы помешать грызунам лазить туда. Амбар примыкал к дому. В нем она обустроила себе фотолабораторию. Помещение было невысокое, метра полтора с небольшим, и она работала, сидя в позе Будды, в красном свете, в окружении своих ванночек и целой батареи пузырьков с реактивами, чьи едкие запахи были сродни образам, которые фиксировал фотоаппарат, повинуясь ее цепкому взгляду. На снимках были мы с ней, фрагменты пейзажей. Шрам у меня на плече, нахмуренная бровь, камень, похожий на языческого идола, ребенок, бегающий по песку во время отлива, складка в паху, взметнувшаяся волна…

Я забирался в амбар следом за ней, клал голову ей на плечо.

– Хотелось бы мне жить в таком horreo…

– Тебе пришлось бы жить лежа. Не очень-то это удобно.

– Да мы и так почти не встаем, – отвечал я.

– А знаешь, этот амбар построен без единого гвоздя, то есть он полностью разборный. Такой давали девушке в приданое, когда она выходила замуж в другую деревню, и его собирали вновь там, где жил жених.

Да, мне решительно нравился этот уголок. И я высказывал свое потаенное желание:

– А как ты думаешь, он хорошо смотрелся бы на Монмартре?