Читать книгу - "Музыка грязи - Тим Уинтон"

– Я привыкла, что арбуз из холодильника, – сказала она, капая арбузом на свою измятую безрукавку. – Это как вино. Когда оно холодное, у него почти нет вкуса. Ты что-то загрустил.

Он пожал плечами.

– Есть же на свете сложные вещи, так?

– Назвался сложной вещью – полезай в кузов.

Он улыбнулся, и Джорджи почувствовала, как ее похмелье исчезает, будто это не состояние, а настроение.

– Что будем делать? – спросила она.

– Жарко. Как насчет поплавать?

– Я имела в виду… наше… положение.

– Я знаю, – сказал он. – Так как насчет поплавать?

– В реке?

– В море, – сказал он.

– Ну, не можем же мы ехать в Уайт-Пойнт.

– Я знаю. Пошли. Хватай полотенце.

Джорджи быстро поняла, что она слишком рано обрадовалась безвременной кончине своей головной боли. Бахчи были раскалены добела. Грузовик дребезжал и покачивался по пути к шоссе, и когда они въехали на умиротворяюще гладкое асфальтовое покрытие, он проехал по нему всего несколько секунд, а потом повернул в другую сторону.

– Откроешь ворота? – пробормотал он.

– Чье это место?

– Ты хочешь сказать, что не знаешь?

Джорджи пожала плечами. Мухи влетали в открытую дверь.

– Джима Бакриджа.

– Шутишь, – сказала она.

– Не трать время зря.

Это была скорее просека, чем дорога. Они тряслись вверх по дороге вдоль изгороди между желтосмолками[8]и порослью акации.

– Это северные границы, – сказал Лю. – По большей части этот конец так никогда и не расчищали толком. Идет прямо до самого побережья.

– Я думала, фермы уже давно нет.

– Той, что была здесь сначала, действительно нет. Продавали по частям какому-то застройщику. С этим концом все никак не разберутся.

– Здесь… безопасно?

– К югу есть один дом. Там живет управляющий, но это все очень неопределенно. Он сидит дома, смотрит крикет, так что можешь не волноваться.

Джорджи взяла себя в руки и начала осмысливать новости; вскоре песок на дороге побелел. Они обогнули дюну и съехали вниз на твердую полоску песка за заросшим мысом. Он просто вышел из машины и пошел по приплеску, а она сидела и смотрела на него. Море было все еще гладкое, бриз дул с берега, и за рифами, где бриз ложился на воду, море было песочно-зеленым. Слишком жарко, чтобы сидеть в кабине, так что она разделась и торопливо пошла вслед за ним.

– Безрассудство всего этого меня прямо-таки поражает, – сказала она, услышав в своем голосе иронию, переходящую в чопорность.

Он, подняв фонтан воды, рухнул на спину.

– Ты получаешь от этого слишком большое удовольствие, – сказала она. – И какая же подо всем этим лежит история?

– Мы просто соседи, знаешь ли.

– Наследственная вражда, так я понимаю?

– Не.

– А что тогда?

– Мой старик. Он был не из особо почтительных ребят.

– И все это барахло в твоем доме… Ты был женат?

Он покачал головой.

– Детские вещи и фотографии.

Лю перевернулся и поплыл прочь от нее. Он хорошо плавал. Джорджи оглянулась на стоявший на пляже грузовичок и дикую, поросшую кустарником местность, которая простиралась на сколько хватал глаз. Она подумала: чего же еще она не знает о Джиме Бакридже? Теперь она протрезвела, и ее грызла тревога. Она стояла на песчаном дне и ждала, пока он повернет к берегу. Арбузы, фруктовый киоск – все это вызвало в ее памяти какие-то смутные воспоминания, но пока она не могла уловить связь. Он приплыл назад и нырнул. Вынырнул он рядом с нею; его глаза были открыты.

– Моя семья, – сказал он. – Был несчастный случай.

– Господи! – ахнула она. – Так вы – это та самая семья?

«Музыканты, – вспомнила она. – Авария».

Пока они стояли там, море поменяло цвет и ветер утих. Через несколько мгновений они почувствовали первое прохладное дыхание южняка.

– Я не знаю, что и сказать.

– Ты лучше подумай о чем-нибудь.

Джорджи вспомнила вечеринку у Гиллигана – одну из тех немногих, в которых она нашла нужным принять участие. Посвистывавший на веранде бочонок.

Отец жениха, закатывающий глаза из-за бесконечных задержек. И ансамбль, чертов ансамбль. И еще кто-то наспех налаживал стерео, пока музыкантов нет. И поднимался пивной угар, и праздник продолжался, невзирая ни на что. Невеста вышвырнула кого-то из дому прямо сквозь асбестовую стену. И цветные лампочки дождем сыпались во двор посреди всего этого смеха. Всего-навсего дикие уайтпойнтовцы. Она помнила, как Йоги, рисуясь, отвечал на телефонный звонок. Босоногий, во вспышках и отблесках огней. Бочком пробирался с ключами к машине «скорой помощи». И потом, уже гораздо позже, когда они уже уходили, когда Гиллиган с невестой удалились и начали назревать первые настоящие драки, по газону покатились новости. Музыканты. Прямо на своем долбаном выезде. Прямо в грузовичке. Трое погибли, и один парень в критическом. Люди расселись на капотах машин, пили и обсуждали. Джим взял ее за руку и всю дорогу домой молчал.

– Пошли, – сказал браконьер. – Пора.

– Я никогда не слышала, как ты играешь, – говорит она, вытираясь после душа. – Люди говорят, вы были хорошими музыкантами. Вы трое.

Фокс сбрасывает омлет ей на тарелку и идет мыть посуду.

– Перестань пожимать плечами, – говорит она. – Это меня просто выводит из себя.

– Я и не заметил, – говорит он.

– Ты спустил жалюзи, Лю.

– Извини, – говорит он тоном, в котором не слышно извинения.

– Так, значит, я перешла границу дозволенного?

Фокс ловит себя на том, что улыбается, и думает:

«Леди, да ты же повсюду, ты в жизни не видела ни одной преграды».

– Я так понимаю, я должна идти?

– Ешь свой омлет.

– Хорошо, папочка.

– Расскажи мне о его детях.

– О детях Джима? – удивляется она, на секунду отрываясь от загрузки вилки. – Им девять и одиннадцать. Мальчики. Хорошие ребята.

– Да уж.

– Мне они… очень нравились.

– Так что ты – та, что после Дебби.

– Да. Я – это она.