Читать книгу - "Форсайты - Зулейка Доусон"

– Ну, знаете, даже принимая во внимание все обстоятельства, я представить себе не могу… – Уинифрид была очень довольна этой фразой, дававшей ей возможность одним махом отмести сообщенные им вызывающие некоторое беспокойство подробности, – я просто представить себе не могу, чтобы им не доставило огромного удовольствия знакомство с вами.

Признательность засветилась в глазах Баррантеса. Уинифрид, не ожидавшей такой реакции на свои слова, показалось просто, что глаза его стали серьезней, как-то странно расширились, потемнели. Он медленно приподнял лежащую на столе ладонь. Задавая свой последний вопрос, Уинифрид непроизвольно протянула ему руку, и тут же врожденная вежливость хозяйки по отношению к гостю заставила ее остановиться. Теперь на ее худенькую руку, покрытую с тыльной стороны сетью голубоватых жилок, лег гладкий палец Баррантеса, и он сказал ей негромко и очень серьезно:

– Скажите мне, дорогая миссис Дарти, совершенно честно – принимая во внимание все обстоятельства, доставило бы это удовольствие вам?

* * *

Покидая устричный бар на Дьюк-стрит после отличного завтрака из трех блюд, которые он проглотил не смакуя, Кит подстроился к небрежной походке отца и весь коротенький отрезок улицы до Пиккадилли ощущал, как растекается по телу тепло от выпитой им доли бутылки лучшего имевшегося в ресторане шампанского. Вообще-то до дня рождения оставалось еще пять недель – он приходился на самый конец семестра, – но (как Кит уже говорил Майклу накануне вечером и о чем несколько раз писал) это был последний длинный уик-энд перед тем событием. Майкл понимал, куда клонит сын, понимал, что все это не что иное, как благовидный предлог, и тем не менее решил уступить. Для Кита же тот факт, что предок выставил по этому поводу бутылку «шипучки», имел значение ритуала вступления: он испытывал приятное чувство, если не сказать возбуждение – оттого, что оказался допущенным в широкий мир, где для настоящих мужчин не существовало запретов и препятствий, а все остальные были просто раззявами. По правде говоря, пробуждающаяся изворотливость, которая должна была хорошо послужить ему в только что обретенном мужском мире, уже сыграла свою роль при выборе ресторана. Зная, что отец любит рыбу – «разновидность белка», которую вообще-то Кит терпеть не мог, – он смекнул, что, согласившись пойти в заведение на Дьюк-стрит, выигрывает дважды. Во-первых, в названии месяца отсутствовала буква «р» и, следовательно, он не рисковал, что, приветствуя его вхождение в круг любителей устриц, кто-то угостит его этими отвратительными сырыми моллюсками . Второе и гораздо более важное соображение – ресторан этот щеголял тем, что у них пьют преимущественно шампанское, поэтому Кит считал, что можно и потерпеть копченую семгу на столе, когда сам ешь омлет, – не такой уж большой компромисс, если это открывает доступ к «шипучке».

Перейдя на северную сторону Пиккадилли, Кит, настороженно прищурив глаза, смерил взглядом терпеливую очередь, безропотно извивавшуюся у здания Королевской Академии, где открылась Летняя выставка. Он и в обычное время с неприязнью ждал дозы культуры, ожидавшей его в приказном порядке по субботам, чтобы как-то ослабить чувство радости от пребывания на свободе, но хоть в этот уик-энд можно, казалось бы, обойтись без нее? Когда человеку вот-вот стукнет шестнадцать. При всем умении Кита «по-взрослому» владеть лицом, Майкл прочитал выражение, промелькнувшее в глазах сына, и громко расхохотался:

– Nil desperandum! Я и сам небольшой любитель подобных мероприятий. – Майкл, прищурившись, посмотрел на небо, где тяжелые мрачные тучи вытесняли остатки солнечного сияния. – Все равно мы не войдем в помещение до дождя. У нас в распоряжении не больше трех минут. Как насчет того, чтобы заглянуть к бабушке – дать ей шанс вспомнить, что на носу твой день рождения?

Они быстро миновали Пассаж и прошли уже половину следующей улицы, когда безо всякого предупреждения небеса разверзлись. В двух шагах от них находилась небольшая картинная галерея с навесом над крыльцом, и они успели заскочить под него прежде, чем у них на куртках появилось с дюжину мокрых пятен. Оказалось, что свое убежище они делят с маленькой собачкой и внушительных размеров дамой, соединенными поводком. Майкл притронулся к шляпе, и в ожидании, пока природа израсходует свои запасы, все четверо замерли в приличном случаю типично английском молчании.

Собачка нюхала воздух слишком коротким носом и мела тротуар излишне длинным хвостом, демонстрируя непреднамеренное соединение пекинеса и приспособления для чистки садовой ограды, и с серьезным видом взирала на льющиеся с неба потоки дождя. Ее задумчивые глаза-пуговицы выражали, казалось, одну вполне разумную мысль:

– Ничего не поделаешь – лето!

Глава 8

Послеобеденные часы

Возможно, снова напомнила Майклу о Уилфриде, чьим fidus Achates он всегда был, именно утренняя встреча с Энеем. Или, может, воспоминания вызвал летний ливень, пахнущий летними травами и плесенью. Воспоминание об Уилфриде, который полюбил Флер, но не был любим ею. Уилфриде, который спустя несколько лет полюбил юную Динни и был любим ею, хотя большой радости от этого, увы, не получил. Уилфрид Дезерт – неуемный ищущий поэт, нашедший в конце концов вечный покой в мрачных объятьях какой-то реки на Дальнем Востоке. Майкл только тут сообразил, что они стоят напротив квартиры на Корк-стрит, где жил когда-то Уилфрид, на том самом месте, где он уже когда-то прятался, томимый жуткими подозрениями в отношении своей жены и лучшего друга. Кто живет там теперь? – подумал он, прислушиваясь к шуму дождя, – в этой маленькой квартирке, где решалась судьба всех их троих, где разыгрывалась почти бессюжетная драма в стольких-то актах.

Акт 1: Встреча. Она уже замужем.

Акт 2: Еще одна встреча. (Она обдумывает, не расстаться ли с мужем.)

Акт 3: Первый поцелуй. (За которым вскоре последует прощальное объятие.) Она остается на Западе. Он уезжает на Восток.

Занавес.

Кто бы ни жил здесь сейчас, Майкл пожелал ему, чтобы жизнь его в этой квартире протекала безмятежно.

Навес над их головами крякнул – на него обрушился новый поток. Летний ливень – лучший способ промокнуть до костей: тучи шли сплошной чередой, если даже кинуться бежать изо всей мочи, все равно не добежишь, вымокнешь. Кит выглянул на улицу и неприязненно сморщился, словно погода нарочно подстроила все это, чтобы испортить ему настроение, Майкл неохотно подтолкнул сына локтем и указал на дверь позади них:

– Похоже, без культуры нам все-таки не обойтись. Вот же не повезло.

Очутившись внутри галереи, которую он не узнал, Майкл подумал, что двенадцать шиллингов, заплаченные за спасение от дождя, оказались слишком дорогой ценой. Чувствуя, что настроение его падает, он стал перелистывать каталог.

– «Наша галерея с гордостью представляет главные работы живущего в изгнании русского художника Владимира Суслова, чей радикальный подход к рисунку и композиции, категорически запрещенный в его родном городе Ленинграде, определяет его место в авангарде неоформалистического направления…» О Боже! А как насчет искусства? Пошли, надо же что-то получить за свои двенадцать шиллингов. Будем рассматривать это как воспитание характера.