Читать книгу - "Истории дальнего леса - Павел Шмелев"

Хорек с весьма редким для жителей Архипелага Сказок именем Василий, поэт и философ волшебного и загадочного Дальнего Леса и его не менее магических окрестностей, очень любил свою меланхолию. Она, эта самая меланхолия, переливалась разными гранями сожалений и полутонами неисполненных желаний, как большая хрустальная ваза всеми цветами радуги на солнце. Вся его утонченная, неоднозначная и противоречивая натура народного художника и печального философа, резонировала с грустной возвышенностью этого состояния.

Причем само по себе слово «меланхолия» ему казалось не менее поэтичным и значимым, чем это необъяснимое состояние светлой тоски о кажущемся несбыточным счастье, которое не поддается простому и буквальному определению.

Многие слова несут в себе не просто банальный и прямой смысл, а имеют какую-то магию, таинственная аура которой меняется с неуловимым вкусом проходящего времени. Есть слова, которые приходят к нам в самом раннем детстве. Как члены семьи или стародавние добрые знакомые, они всегда рядом, под рукой. Острота ощущений от первого знакомства с ними стирается со стремительно улетающими прочь осенними дождями и белоснежными посланцами небес, укрывающими бесстыдно обнажившиеся деревья великолепием зимних одежд. Подобно всему земному, слова живут в калейдоскопе сменяющих друг друга сезонов быстротекущей жизни.

Они, эти слова, словно мельчайшие частички неспешных песочных часов, поначалу завораживают блеском изящной новизны, но потом просто перестают удивлять и поражать ко всему привыкающее воображение. Они словно тускнеют, затираются от частого употребления. Но стоит только смахнуть с них пыль времени и вставить в необычный, оживляющий оборот речи, как они снова заиграют всеми красками новизны и прежнего величавого благолепия. И есть, есть еще настоящие кудесники, которые не дают старым и кажущимся такими привычными словам покрыться толщей лет. Они умеют так просто и естественно соединить эти слова между собой, что фразы начинают играть абсолютно новыми, незаметными ранее гранями.

Один из таких кудесников — уже известный нам хорек Василий из Дальнего Леса. Его речь поражает неожиданными оборотами, накрученными из самых обычных, будничных слов. И это не от того, что он мастер художественного слова. Просто его слова и мысли часто вступают в соревнование, и нередко случается, что слова обгоняют.

Есть в речи Василия особая магия необработанного, ничем не замутненного, истинно природного великолепия. Да и нельзя объяснить чудо выверенными математическими формулами, разложить на составляющие элементы — на то оно и чудо. Вдобавок к этому, как всякий истинный философ, любит хорек Василий собирать новые чудные и красивые слова. Например, его нежно лелеемая «меланхолия». Как только ученая сова произнесла это слово в случайном разговоре о природе за кружкой березового сока прошлым летом, так Василий его и полюбил.

Раньше, до описываемых здесь невероятных событий, нравилось Василию грустно и торжественно думать о своей извечной и всеохватывающей меланхолии как об осмыслении видимого несовершенства окружающего мира. Самого себя он никак не мог признать несовершенным. Это казалось ему уж явной несуразицей. Так бывает у художников и философов не только в Дальнем Лесу.

А еще Василий отчаянно любил мечтать. На самом деле, это было его любимейшим занятием и истинным наслаждением. Ему так прекрасно мечталось в те далеко не редкие и несказанно блаженные минуты и часы, когда абсолютно ничего не хотелось делать, а неизменная бутылка березового сока как раз была под рукой.

И не то чтобы Василий был абсолютно никчемным бездельником, как это казалось некоторым его вредным соседям по норкам, но вот ни с каким конкретным ремеслом отношения у него никак не складывались. Процесс осмысления «генома целесообразности», как называл это сам Василий в минуты особого откровения, просто сковывал все его члены и абсолютно не давал полностью отдаться никакому новому делу. Хотелось хорьку Василию чего-то большого и захватывающего, а этого как раз не было. Мелкого и противного совсем не хотелось.

Сделав над собой невероятное усилие и все-таки заготовив на зиму сухих плодов, ягод и прочего съестного безобразия, Василий вдруг отчаянно загрустил. Напала на него старинная подруга и извечная беда — хандра сказочного Дальнего Леса. Своей противностью была она подобна хандре нашего несказочного мира, вот только в Дальнем Лесу была эта самая хандра особой, удивительно ехидного свойства. Но случайные встречи с хандрой не играли бы никакой роли, если бы не характер Василия. Он, несмотря на свое внешнее неброское изящество и небольшой рост, был весьма известным персонажем и даже подлинным героем сказочных мест.

А самой большой бедой Василия было то, что ему все давалось без особых усилий, но ровно столько, чтобы не испытывать серьезных жизненных проблем и неприятностей. Так бывает в жизни: что-то большое и настоящее ждет тебя где-то за углом, ждет долго и терпеливо, но у тебя все привычно и хорошо, а за окном моросит надоедливый и противный дождик-зануда, и очень не хочется выходить из теплой обжитой норки и искать что-то свое, может, и большое и прекрасное, но скрытое в туманной неопределенности где-то там, в пелене нескончаемого осеннего дождя.

Его сосед — ежик, совсем еще недавно покорно кряхтевший в соседней норке над очередным индивидуальным заказом на дизайнерскую котомку с неясной и странной мечтой о голубом небе, взял да и улетел навсегда в заоблачные дали. Нет, он не эмигрировал, подобно семейству американских бобров из восточной части Дальнего Леса, долго и упорно искавших своих родственников по всему миру и наконец обнаруживших родню на далеком североамериканском континенте. После продолжительной переписки они уплыли туда прошлым летом.

Нет, ежик просто стал выше границ и прочих земных условностей. Летает он где-то в облике большой и прекрасной птицы над землями сказочными и, похоже, горя не знает.

Тем временем в Дальний Лес и прочие королевства неизбежно должна была прийти зима. Наступало время ее ледовых феерий. Чуть раньше или чуть позже, но теперь уже это был вопрос самого ближайшего будущего. Таковы законы природы, неукоснительные даже для таких сказочных местах, как Дальний Лес и его окрестности. С приходом зимы жизнь неумолимо и драматически изменится. И хотя было еще довольно тепло, Василий живо представил, что снега заметут не только лесные дорожки, но заодно и его надежды и мечты. А без мечты жить никак нельзя.