Читать книгу - "В погоне за наваждением. Наследники Стива Джобса - Эдуард Тополь"

Короче говоря, к 1982–1983 годам в районе Большого Брайтона жили уже около 40 тысяч советских эмигрантов. Подавляющее их большинство, 99, если не больше, процентов мало чем отличались от всех прочих эмигрантов, которые построили Америку, – они вкалывали с утра до ночи за 4, 3 и даже за 2 доллара в час, они учили английский язык в сабвее по дороге на работу и стоя спали от усталости в тех же вагонах, когда возвращались с работы домой. Пишущий эти строки – до эмиграции московский журналист и автор семи художественных фильмов – красил в Манхэттене офисы за 5 долларов в час. А одесситы очистили Брайтон от черных бандитов и наркоманов, открыли тут рестораны «Одесса», «Приморский» и «Садко», продовольственные магазины «Националь» и «Белая акация» и даже русский книжный магазин «Черное море», где, кроме книг, продавались не одна, а сразу три русские газеты – «Новое русское слово», «Новый американец» и «Новости»! А в интервью, которое Эдвард Коч дал в то время автору этих строк по случаю открытия русской радиостанции в Нью-Йорке, знаменитый мэр сказал не без патетики: «Русские эмигранты своей энергией и умом продвигают нашу страну по пути прогресса, украшают ее и наш город. Я польщен, что вы здесь, друзья!..»

А теперь, после этого исторического экскурса, вернемся к нашему герою. К семи вечера, когда удушающая июльская жара стала спадать и с океана повеяло йодистой прохладой, Мэтью Гросс уже колесил по Брайтон– авеню и соседним улицам на своем «форде» 2007 года. Слушая по эмигрантскому радио и по американским радиостанциям гадания на кофейной, как говорят русские, гуще относительно того, будет или не будет сегодня ночью «вторая серия» этого Red October Nightmare, он полчаса тщетно искал место для парковки и наконец припарковал свою машину в четырех кварталах от пляжа – ближе места, к сожалению, не нашлось. Здесь Гросс уложил в багажник свой офисный пиджак, галстук и туфли, переобулся в пляжные тапочки на босу ногу, по– райтонски расстегнул рубашку до пояса, взял под мышку шахматную доску и в таком затрапезном виде не спеша отправился к берегу. Тихая и прожаренная на солнце 3-я Брайтон-стрит с узкими частными домиками и крохотными, величиной с ладонь, двориками, прилепленными тут друг к другу так плотно, как клопы в брачный период, снова вывела его на Брайтон-авеню – шумную, гудящую автомобильными гудками и грохочущую поездами сабвея, которые катят над ней по бетонному виадуку от самого Манхэттена. Собственно говоря, эта Брайтон-авеню, а еще точнее – ее отрезок не больше пятисот метров от Кони-Айленд-авеню до Оушн-Парквей, и есть лицо, витрина и Тверская улица этой американской «Маленькой Одессы». Здесь («и чуть– чуть за углом») разместились все русские, украинские, еврейские и кавказские рестораны, где проходят свадьбы, бармицвы, батмицвы и юбилеи, а также концерты Маши Распутиной, Любы Успенской и Ильи Резника. Здесь не один, а уже три гастронома не уступают по размерам и ассортименту московскому Елисеевскому магазину – причем не советских, а еще досоветских времен. Здесь два книжных и три аудиомагазина оглушают округу Пугачевой, Розенбаумом и Лепсом. Здесь прямо на улице жарят вкуснейшие чебуреки, хачапури, хамсу и пирожки с капустой, картошкой, мясом, вишнями и абрикосами. Здесь три русские аптеки продадут вам по рецептам любое американское лекарство и без всякого рецепта – любое русское, а также любые травы, пчелиный яд, мумие, барсучий жир и черта в ступе! И это сюда, к Марику, в его «M&I International Foods», со всего Нью-Йорка и даже из Нью-Джерси, Коннектикута и Лонг– Айленда приезжают русские эмигранты за свежайшими колбасами всех мыслимых и немыслимых сортов, за форшмаком, фаршированной рыбой, астраханской воблой, барабулькой и еще сотней рыбных деликатесов, а также за нежнейшими кондитерскими изделиями, которыми они забивают багажники своих «лексусов» и «кадиллаков».

Но – стоп! Этот Марик, как одна из легендарных личностей и основателей «Маленькой Одессы», достоин еще нескольких строк. Тридцать пять лет назад, когда он приехал сюда из Одессы, здесь было от силы две-три сотни первых «русских» поселенцев. Марик сутками вкалывал таксистом в Манхэттене, а здесь, на Брайтон-авеню, у хозяина крохотной продовольственной лавчонки арендовал два метра прилавка. За этот кусочек прилавка встала его жена, а Марик, откатав сутки таксистом, привозил ей из украинского магазина в Астории, то есть с другого конца Нью-Йорка, полтавскую колбасу, шпик и пельмени с вишнями. Но вскоре советское правительство так обнищало, что в обмен на американскую пшеницу, трубы и бурильные станки стало выпускать по 50 000 евреев в год, и количество одесситов, то есть покупателей на Брайтоне, стало расти в геометрической прогрессии. Марик выкупил у американца сначала весь прилавок, потом весь магазин, а потом и все здание плюс пару соседних. Теперь его «Интернэшнл фуле» – это роскошный двухэтажный гастроном с сотней продавцов, со своим мясным, рыбным, коптильным и кондитерским цехами, своим – по соседству – огромным рестораном и, по слухам или легендам, своим рыболовным флотом.

Правда, лет пять назад, когда я последний раз оказался на Брайтоне и зашел к Марику в его кабинетик за кондитерским отделом на втором этаже «Интернэшнл фудс», он, наливая нам по рюмке, сказал с укором:

– Ну зачем ты написал, что у меня есть рыболовецкий флот?

– А что, разве нет?

– Конечно, нет. Я тут из-за этого имел цорес[9]с налоговым инспектором.

– Марик, – сказал я. – Ты знаешь силу слова? Ты читал Библию? Там сказано, что по слову Его появились земля, свет и все остальное. Я, конечно, не Бог, но мое слово тоже что-то весит. Вот увидишь, скоро у тебя будет если не флот, то пара сейнеров точно! И давай за это выпьем, аминь!

И таких биографий на Брайтоне десятки – от хозяина книжного магазина «Черное море» до хозяйки первой «Русской аптеки» и первых владельцев русского кинотеатра «Метрополь» и ночного варьете «Распутин». А еще здесь можно за полцены купить одежду и мебель всех именитых итальянских дизайнеров, французскую парфюмерию, канадские дубленки и астраханскую осетровую икру, запрещенную к ввозу в США. Короче говоря, здесь можно прожить всю жизнь, никуда не выезжая, потому что здесь есть все, что нужно для одесского счастья, – море, солнце, музыка, вкуснейшая еда и грудастые невесты со сдобными бедрами, которые особым, сногсшибательным образом закругляются вверх только на брайтонской диете и снятся очкарикам всех соседних иешив и синагог.

Мэтью хотя и не был знаком с Мариком, купил у входа в «Интернэшнл фудс» два сочных хачапури и пересек Брайтон-авеню. Жадно (но так, чтоб не облиться их горячим соком) кусая их на ходу, он прошел еще квартал до деревянного «бродвока» – широкого, на сваях променада, тянущегося на несколько километров вдоль океанского берега. Конечно, насколько мы знаем, такие променады есть в Сочи, Атлантик-Сити, Лос-Анджелесе, Марбелье и, возможно, еще где-то, но где бы они ни были, они не идут ни в какое сравнение с брайтонским «бродвоком». Во-первых, потому, что только здесь, прямо на «бродвоке», есть бывший грузинский, а теперь «Tatiana Grill» ресторан, где прямо при вас вам пожарят на гриле все, что угодно, – от цыпленка табака и шашлыка из юного ягненка до люля-кебаба и только что выловленной каспийской осетрины. Во-вторых, только здесь вы можете сутками играть в шахматы и шашки, «забивать козла» и обсуждать все политические новости мира с бесчисленным количеством настоящих перворазрядников, мастеров и гроссмейстеров одесской шахматной школы. И в-третьих, только отсюда, с этого «бродвока», вы можете видеть в бинокль дельфинов, взлетающих над волнами поодаль от берега, и в тот же бинокль совершенно бесплатно разглядывать пышных брайтонских красоток, загорающих на золотом пляжном песке прямо под променадом.