Читать книгу - "Отец мой шахтер (сборник) - Валерий Залотуха"

– Вот теперь с дымком! – победно воскликнул он, и все вокруг закричали, причем не только «ура», но и, так как здесь было довольно много молодежи, новомодное, на американский манер «вау».

Торжественная часть на этом, однако, не закончилась. Печенкин подошел к микрофону и, подозвав взглядом стоящих неподалеку жену и сына, заговорил:

– Когда шесть лет назад мы с женой отправили нашего сына в Швейцарию, в знаменитый колледж «Три сома»…

– «Труа сомэ», – с улыбкой на устах поправила мужа Галина Васильевна, но он весело и смущенно отмахнулся:

– Это я никогда не запомню… «Три сома»!

Вокруг засмеялись, глядя то на мужа, то на жену.

– Ну вот – сбила! – укорил Печенкин Галину Васильевну, вспоминая, о чем же он говорил. – Да! И я сказал ему: «Ты вернешься, когда выучишь латынь! Ты будешь единственным человеком в Придонске, кто знает латынь». Это не блажь, это, если угодно, принцип. Я позвонил ему туда и спросил: «Латынь выучил?» Он сказал: «Да». Я сказал: «Возвращайся». Меня сейчас не интересует, что он знает три языка, экономику, право и все такое прочее, меня интересует латынь!

Владимир Иванович замолчал и улыбнулся. Все были явно заинтригованы, кроме, быть может, Ильи – тот стоял спокойный и бесстрастный, как будто не о нем шла речь.

– Сейчас мы проведем экзамен! – выкрикнул вдруг Печенкин. – Проверим, как он ее там выучил…

Мгновенно возникший рядом Прибыловский протянул старинный кожаный фолиант с блеклым золотым тиснением.

– Я эту книжечку специально для сегодняшнего дня на аукционе «Сотбис» купил, – объяснил Печенкин. – За сколько – не скажу, все равно не поверите. Это Плиний Младший. Жил в первом веке новой эры, писал исключительно на латыни, тогда, между прочим, все на латыни писали. И вот… Я открываю страницу… Любую… Наугад… И строчку… Тоже любую… Ну-ка, сынок, читай! Вот от сих и до сих!

Печенкин куражился, но, кажется, уже не из желания повеселить публику, а от волнения за сына.

Илья взял фолиант и, всматриваясь в выцветший старинный шрифт, стал читать по-латыни – негромко, глухо, монотонно. Ветер стих, и непонятная тревога посетила вдруг Тихую заводь, легкое волнение коснулось душ слушающих – мертвый, таинственный, опасный язык… Эхом разносились над придонскими далями непостижимые слова:

– …Timere potes… potes… potes…

…sed omnes timent… timent… timent…

…dolores mortis… mortis… mortis…

– А теперь переводи! – выкрикнул Печенкин, обрывая сына на полуслове.

Илья послушно кивнул и стал переводить, запинаясь, коротко задумываясь, тихо и глухо:

– «Я не боюсь тебя, лукавый царь Парсена, – воскликнул Муций Сцевола.

– Меня ты можешь не бояться, но все боятся смерти. А пуще боятся смертных мук! – сказал Парсена и захохотал.

– Я смерти не боюсь! – с этими словами отважный юноша опустил руку в пылающий очаг.

– Ну что ж, посмотрим, – воскликнул царь, но первым закричал от страха. И ужаса».

Илья замолчал и поднял на отца глаза.

Судя по этому взгляду, он был готов к любому, самому немыслимому экзамену. Печенкин смотрел на сына с благодарным восторгом. Галина Васильевна прикладывала к уголкам глаз сложенный мышкой платочек. Гостям не терпелось аплодировать – громко, от души, но, глядя на застывшего, похожего на статую Печенкина, они пока не решались. Владимир Иванович пошевелился, расправил плечи, посмотрел на стоящих вокруг людей. Благодарный восторг в его глазах сменился победным бешенством.

Резко наклонившись, он вырвал из земли здоровенный булыжник, поднял его над головой и закричал так, что на шее вздулись синие, в палец толщиной жилы:

– Это камень! Он мертвый, но я возьму этот камень и положу его в фундамент, а на этом фундаменте построю дом! Самый прекрасный дом! Сегодня мертвое рождает живое!!

Печенкин бросил камень к ногам, и вот тут все наконец зааплодировали…

2

Мать и сын Печенкины не участвовали в общем празднике поедания ухи с дымком, а удалились ото всех на дощатый настил купальни под свисающие ветви ив. Галина Васильевна стояла на самом краю у воды, Илья за ее спиной полуприсел на деревянное перильце.

– Это мое заветное место, – говорила Галина Васильевна, глядя вдаль. – Сюда я прихожу в минуты радости и печали. Душа моя здесь отдыхает. – Она раскинула руки и заговорила громко и возвышенно, как актриса на сцене: – Отчего люди не летают! Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Когда стоишь на горе, так тебя и тянет. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела!

Галина Васильевна засмеялась вдруг, повернула голову и, ласково глядя через плечо на сына, объяснила:

– В юности я мечтала стать актрисой, учила классические монологи, и некоторые так и остались в памяти…

Кажется, Илье это было не очень интересно, он сделал нетерпеливое движение, чтобы что-то сказать, но перильце вдруг треснуло, ломаясь, и он чуть не упал в воду.

– Ах! – воскликнула Галина Васильевна, подскочила к своему ребенку и прижала его к себе.

– Русская работа, – негромко проговорил Илья, выбираясь из материнского объятия.

– Боже, как я испугалась… – прошептала Галина Васильевна.

– Русь-ская рапота, – повторил Илья громко, презрительно и почему-то с сильным эстонским акцентом.

– Боже, как я испугалась! – воскликнула мать, успокоившись, и, взяв сына за плечи, направила его к берегу. – Пойдем отсюда, Илюшенька. Здесь прохладно, ты можешь простудиться.

Мать и сын шли вдоль берега, когда к их ногам подкатился мяч – несколько молодых людей играли неподалеку в волейбол. Отделившись от компании, за мячом бежала красивая юная девушка в купальнике, с длинными, почти до пояса, распущенными волосами. Илья поднял мяч и бросил ей, девушка поймала, улыбнулась и сделала книксен.

– Здравствуйте, Галина Васильевна! – широко улыбаясь, поприветствовала она маму Ильи.

– Здравствуй, Дашенька, – отозвалась Галина Васильевна. – Ты не простудишься? Ветер холодный.

– Что вы, Галина Васильевна, тепло! – не согласилась девушка и, коротко, робко посмотрев на Илью, побежала.

– Тепло, – грустно улыбнувшись, повторила Галина Васильевна, глядя вслед убегающей девушке, и обратилась к сыну: – Это Дашенька Канищева. Правда хорошенькая? Очень порядочная девушка. Ее папа владеет городскими прачечными, химчистками и банями. Как остроумно выразился наш папа: «Самый чистый бизнес». Правда смешно?

– Мама, я хочу в город, – неожиданно громко и требовательно заявил Илья, сказав, похоже, то, что помешало ему сказать сломавшееся перильце купальни.

– В город? – удивилась Галина Васильевна. – В какой город?

– В наш Придонск.

Склонив голову набок, Галина Васильевна улыбнулась: