Читать книгу - "Тупая езда - Ирвин Уэлш"

— Я могу и здесь выйти.

— Нет уж, довезу тебя до моста, — качаю я головой. — По мне, так: раз ты на это решилась, то все равно спрыгнешь. А на улице серьезная, черт возьми, заварушка. Хоть доедешь с комфортом. — (Она даже глазом не моргает.) — Одно тебе скажу, — проясняю я, значит, картину, — ты не выйдешь из этого кэба, пока не заплатишь за поездку.

— Я и не… У меня есть деньги… — Она открывает свою сумочку.

— Сколько?

— Семьдесят фунтов и немного мелочи…

— Не подумай, что я тебя развожу, — говорю я, глядя в зеркало, — но ты могла бы просто отдать все, что есть… раз уж ты решилась. Это же перевод бабла иначе получается, верно, с полными-то карманами прыгать. Я тебя не развожу, не подумай.

Пташка, кажется, разозлилась и в первый раз смотрит прямо на меня, потом как будто пожимает плечами и откидывается на сиденье.

— Если бы у меня было хотя бы малейшее сомнение в том, что сейчас самый подходящий момент, чтобы оставить этот сраный мир, ты смог бы меня переубедить. — И она снова наклоняется вперед и показывает мне содержимое своей сумочки.

Я останавливаюсь на красный свет, поворачиваюсь, протягиваю руку в окошко, беру наличку и запихиваю ее в карман. Слава яйцам, на дороге никого нет.

— Не хочу показаться любопытным и не собираюсь тебя переубеждать, серьезно, но я должен спросить: почему такая симпатичная молодая пташка решилась на такое?

— Ты не поймешь, — качает она головой. — Никто не понимает.

— Ну так объясни мне, — говорю. На курсах нас учили, что таких нужно пытаться разговорить. — Как тебя зовут? Я, кстати, Терри. Все зовут меня Джусом Терри, потому что раньше я работал на фургончике с соками. Еще иногда меня зовут Голым Терри… но не буду утомлять тебя подробностями.

— Меня зовут Сара-Энн Ламонт, — отвечает она как робот, — сокращенно Сэл. С-Э-Л. Сара. Энн. Ламонт.

— Ты местная, Сэл?

— Да, я из Портобелло. Но много лет прожила в Лондоне.

— Ламонт, значит, да?

— Ага…

Спасибо, что не Лоусон, слава яйцам. Когда твой отец — мудила, который словно сумасшедший, которому доверили расписать стены дурки, взял и разбрызгал свою сперму по всему городу, нужно быть начеку.

— Чем ты здесь занимаешься, в смысле, кем работаешь?

Она еще раз с горечью пожимает плечами, а затем убирает с глаз мокрые локоны.

— Я пишу пьесы. Но кажется, никому на свете это не нужно.

— А парня или кого-нибудь, кто будет за тебя волноваться, у тебя здесь нет?

— Ха! — презрительно смеется она. — Я сбежала сюда от отношений, построенных на психологическом насилии. Я вернулась в родной город с пьесой, которую написала специально для «Траверса». Это должно было стать возвращением блудной дочери. Но критики были немилосердны, и я хлебнула сполна. Я ответила на твой вопрос?

— Так ты собираешься покончить с собой из-за парня и пьесы?

— Ты не понимаешь…

— Найди другого парня. Напиши другую пьесу, если эта была дерьмовой. Как-то раз я снял одну порнушку про военнопленного, «Некоторые любят поглубже»; получилось не очень, но я не стал из-за этого…

— Она не была дерьмовой! — перебивает меня эта Сэл и впервые за всю поездку выходит из себя. — Ты просто не понимаешь! Впрочем, я не удивлена.

Ясно, значит, через двадцать минут эта пташка превратится в корм для рыб, однако ее болтовня меня совсем не задевает.

— То есть ты хочешь сказать, что я ничего не понимаю, потому что просто вожу кэб, ты об этом? Раз я водитель такси, значит от меня не стоит ждать понимания сложной натуры художника?

— Я этого не говорила!

— Я за свою жизнь достаточно поиграл, не на сцене, конечно, а на экране, и, скажу тебе, я знаю, как все это работает. Люди думают, что в порно главное ебля, но, как говорит мой приятель Больной, «мы здесь историю рассказываем», поэтому ты должен знать слова и всегда бить точно в яблочко. Я, сука, не Брэд Питт, конечно, но ведь и он тоже не Джус Терри! В прошлом году, когда мы снимали «Доктор Съём: Тщательное обследование», я должен был засунуть один градусник пташке в мохнатку, а другой в задницу и сказать: «Этот толстый член достанется самой горячей дырке, детка». Звучит, сука, достаточно просто, но это не так-то легко, когда на тебя смотрит камера, прямо в табло светят лампы, над головой висит микрофон, а вокруг, выкрикивая указания, скачет Больной!

И тут ее прорвало. Это хорошо: дайте им выговориться — так говорил парень на курсах.

— Я всю жизнь хотела быть писателем! — кричит она. — Я потратила на эту пьесу четыре года своей жизни, а они ее не поняли! Они меня не поняли! Я еще могла бы пережить реакцию этих глумливых мужиков, эту клику унылых педерастов, но когда на меня завистливо ополчились даже так называемые сестры… — Она трясет головой, и мокрые локоны разлетаются в стороны. — Нет, с меня хватит…

На это мне особо нечего ответить. Я смотрю на нее в зеркало. Она немного напоминает мне пташку из Ливерпуля, с которой я снимался в «Анальной торпеде III». Я играл капитана китобойного судна, на котором вся команда состояла из пташек в колготках в сеточку. Слоган: «Вижу фонтан!»^[18]

Мы проезжаем развязку в Барнтоне, она притихла, сцепила руки на коленях и, опустив голову, уставилась на них. И тогда я думаю: хуй с ним, сделаю первый шаг.

— Слушай, Сэл, может быть, это покажется тебе слегка нахальным, но могу я попросить тебя об одолжении?

Она смотрит на меня так, как будто я тронулся.

— Каком… тебе одолжении? От меня? Какое я могу сейчас сделать кому-нибудь одолжение?

— Ну, я просто подумал, что если ты не сильно спешишь, — я пожимаю плечами и немного так нагло ей улыбаюсь, — то, может быть, трахнемся, прежде чем ты прыгнешь?

— Что?

Ее лицо как будто бы перекашивается, но затем она снова замолкает. Я на верном пути! Она не согласилась, но и не сказала нет!

— Просто в голову пришло, Сэл, я знаю, что это немного нахально, но за спрос денег не берут. Можешь уйти с блеском, последняя ночь на земле, — говорю я. — Скажу без всяких, устрою тебе отличный, черт возьми, ебаторий, прости за мой французский.

— Ты хочешь заняться со мной сексом? Ха-ха! — смеется самоубийственная Сэл, и ее голос поднимается так высоко, типа она не может поверить в то, что слышит. И черт возьми, она вылезает из своего плаща и снимает свитер! Вот она уже сидит в черном бюстгальтере. — Валяй, останавливайся и делай, блядь, все, что пожелаешь!

Именно так я и поступаю — сворачиваю на подъездную дорогу, ровно когда впереди уже виден пункт оплаты при въезде на мост. Ветер воет с такой силой, что поначалу у меня едва получается приоткрыть дверь, но когда на заднем сиденье ждет тёла, я смогу выбраться из кэба, даже если он лежит, сука, на боку, погребенный под лавиной.