Читать книгу - "Фердинанд, или Новый Радищев - Я. Сенькин-Толстый"

Справа при выезде из села в овраге виднеются останки былой бани, точнее — ее жалкий фундамент и ржавый котел. Баню сладили после войны, но место это оказалось поганое, нечистое. И вот в бане начали гибнуть люди, как мужики, так и бабы. Сначала искали рационалистические объяснения этим смертям: мужик на полке умрет — сердце, говорят, не выдержало пару, от которого — и то правда — уши сохли и вяли, баба в тазу захлебнется (как здесь говорят — «закупалась»), мол, беременна была и «оморок ее обшиб», упала в таз и захлебнулась, дед угорит до смерти — якобы задремал в тепле и на ночь случайно в парилке остался. Но что интересно: с годами стали замечать жители, что имена всех запаренных и закупанных начинаются на литеру «М»: все сплошь Машки, Макарки, Матрены, Мишки, Мокеи. Конечно, почти все погибшие относились к племени пьющих или сильно пьющих, и над этим посмеивались, пока не запарился мужик обстоятельный и только употребляющий — Маркыч. Он принадлежал к известному типу народных самородков-автодидактов с патриотическим уклоном, взраставших на деревенщиках, Пикуле, а позже и Фоменко. Впрочем, он прославился и тем, что один на весь район три десятилетия выписывал «Литературную газету», читал ее, пересказывал содержание статей под видом собственных мыслей. В последние годы его особенно мучила тайна четырех крестов, которыми якобы в глубокой древности святители «запечатали» Русь от нехристей — будущих террористов. Но разгадать тайну Маркыч не смог, да и другим заказал, часто говоря: «Легенда тайной душу греет, а холодный разум душу сушит». Он втайне мечтал стать классиком и не раз, в общении с учеными людьми, повторял подвиги героя шукшинского рассказа «Срезал». А общаться приходилось часто — Маркыч подрабатывал многолетним информатором Псковской фольклорной экспедиции. С годами он освоил особую методику работы с заезжими учеными. Зимой, украдкой от соседей, он почитывал изданные в тамиздате и доставленные ему контрабандой через свояка из таллинской таможни «Заветные сказки» А. Н. Афанасьева, а также выписанный через «Книгу-почтой» «Указатель фольклорных мотивов» Аарне-Томпсона. Летом же, с приездом фольклористов «на мат» (так назывались на филфаках обязательные для студенток-русисток летние фольклорные экспедиции по области), пересказывал (умело привнося в повествование местный колорит) прочитанное им за зиму. Так косвенно своей якобы спонтанной (неподготовленной) речью Маркыч помог многим участникам экспедиции написать с десяток диссертаций и стать доцентами[29].

После истории с Маркычем и случилось с народом, по выражению К. Тарантино (вспомним последний диалог Винсента и Джулиуса из «Криминального чтива»), «то, что у алкоголиков называется озарением», — сомнений больше не оставалось: в бане балует ведьмак! Почему нечистый обозлился именно на литеру «М», не знает никто. Прагматики и атеисты говорили, что все это — чистое совпадение (конечно, бывали угоревшие и закупавшиеся не только на «М», но и на другие буквы русского алфавита), что, мол, нечего, выжрав накануне несколько бутылок самогона, лезть на полок, макать голову в шайку с ледяной водой или сигать в пролуб. Последнее утверждение в принципе справедливо с медицинской точки зрения, но такой порочный обычай контрастного омовения здесь бытовал со времен независимости Пскова. С давних времен известна и особая неистовость скобарей в банных утехах, возможно, унаследованная ими с древности от викингов и самой княгини Ольги — их землячки, крупного государственного деятеля и дипломата Древней Руси, умело использовавшей русскую баню в борьбе со своими политическими противниками[30]. Пьянство же всегда оставалось бичом сих мест. Как подсчитали этнографы еще в XIX веке, на водку уходило до трети расхода крестьянского бюджета. Теперь, надо полагать, еще больше — на спиртосодержащие[31]уходят все заработки, а также пенсии стариков.