Читать книгу - "Американец - Лесли Уоллер"

Больше ничего не происходило. Через несколько минут они приехали в Мориенваль и припарковались прямо рядом с той самой местной церковью Нотр-Дам. Для Вирджинии, за последние годы уже несколько раз побывавшей в Европе, эта церковь, в отличие от всех остальных, почему-то представляла особый интерес, и ей очень хотелось, чтобы Палмер лично посетил ее. Интересно, как бы она среагировала на эту, с позволения сказать, экскурсию в таком составе?

В принципе совсем небольшая, церковь, тем не менее, производила впечатление некой массивности, и в ней преобладал скорее романский, чем готический стиль. Три ее квадратных башни заканчивались острыми верхушками, которые еще больше подчеркивали основательность всей конструкции. Палмер повернулся к мисс Грегорис.

— Идете со мной?

— Нет-нет, с вашего позволения, я подожду здесь.

Он медленно зашел в церковь. Внутри она оказалась даже меньше, чем снаружи. Наверное, из-за толщины мощных кирпичных стен. Взял со столика буклет на английском, описывающий историю церкви, положил на поднос пятифранковую монету, бегло просмотрел текст — да, первоначально здание было построено в одиннадцатом веке, а потом множество раз достраивалось и перестраивалось.

Неторопливо подойдя к алтарю, Палмер обратил внимание на надгробные плиты с именами и датами давно покинувших этот мир прихожан. Полную тишину в церкви нарушали только гулкие звуки его шагов. Именно они, наверное, привлекли внимание пожилого священника, который неожиданно появился из какого-то бокового прохода.

— Bonjour, — поздоровался он, подходя к Палмеру. — Anglais, monsieur?[9]

— Нет, американец.

— Понятно. — Старик тут же перешел на английский, но говорил с таким чудовищным акцентом, что понять его можно было только с большим трудом и при большом желании. Священник принялся размахивать руками, тыкая то в ту, то в эту сторону, пытаясь привлечь внимание Палмера к скамьям то на хорах, то в алтаре, при этом непрерывно что-то объясняя. Особенно настойчиво призывал его обозреть своды под потолком.

— Jen ne comprends pas,[10]— мало что понимая, прервал Палмер его словесный поток.

Священник немного помолчал, а затем продолжил, но уже намного медленнее и с частыми паузами:

— Вот этот свод, например… — начал он.

— Своды, — раздраженно поправил его Палмер, переводя его английский на свой, нормальный.

— Благодарю вас. Так вот, эти своды по-своему уникальны. Oui.[11]Двенадцатый век.

— Значит, своды двенадцатого века? — переспросил Палмер, невольно бросая взгляд наверх.

— Нет-нет, что вы?! Начала двенадцатого века, — торопливо поправил его священник, чтобы тот, упаси господь, не подумал, что они более современны, чем есть на самом деле. — Это… это же «стрел-чиды».

— А, понятно, стрельчатые своды.

Крайне довольный, что его наконец-то поняли, старик широко улыбнулся.

— К тому же не надо забывать: эти «стрел-чиды» самые старинные во всей Европе!

— Oui, je comprends.[12]— Палмер закивал головой и начал потихоньку отступать к двери.

— Причем учтите, monsieur, стрельчатые своды очень легко разрушаются. Очень…

Палмер продолжал кивать головой. Священник дошел с ним до самой двери.

— Но потом они все-таки научились укреплять концы сводов.

— То есть укреплять края?

— И научились делать их так крепко, что они держали всю тяжесть. — Старик вдруг высоко поднял указательный палец, как будто хотел сообщить Палмеру некую величайшую библейскую истину. — А они — основа всего прочего в архитектуре!

— Понятно, понятно, искреннее благодарю вас. Все это было очень, очень интересно. Спасибо, спасибо…

Пожилой священник внезапно схватил его за руку и яростно ее затряс. Затем со словами «Благослови вас Господь!» трижды перекрестил его и наконец отпустил.

Потом Палмер немного постоял около церкви, хотя и понимал, что мисс Грегорис наверняка давно уже с нетерпением ждет его возвращения. И, тем не менее, задержался еще на какое-то время, пытаясь вобрать в себя как можно больше этой в каком-то смысле чуть ли мистической атмосферы, чтобы с огромным удовольствием разделить свои воспоминания с Вирджинией по возвращении в Нью-Йорк. Конечно же, будучи искренне верующей католичкой, она, наверное, относится к институту церкви иначе и куда серьезнее, чем он сам. И тем не менее…

Задумчиво покачав головой, он повернулся и направился к своему «бьюику». Затем еще раз остановился, чтобы бросить прощальный взгляд на церковь.

— Ну и о чем вы так долго беседовали со священником? — первым делом поинтересовалась мисс Грегорис. Но уже совсем иным, почти добрым голосом. Похоже, во время его отсутствия ей все-таки удалось выйти из своего дурного настроения.

— О том, что стрельчатые своды церкви — самые древние во всей Европе и родились именно здесь, в Мориенвале.

— Что-что?

— Да неважно. Мы же с вами не архитекторы. — Он завел машину. — А как вам сама церковь?

— Что ж, она… как бы это сказать, по-своему она действительно очень красива. — Девушка осторожно помолчала. — Компактная, вполне симметричная по пропорциям. — Снова короткая пауза. — В ней, должно быть, очень удобно. Она ведь никак не подавляет, так ведь?

— Да, это так. — Он искоса посмотрел на нее. С чего это она вдруг так разговорилась? Ведь совсем недавно предпочитала молчать, как будто в рот воды набрала…

— Большинство церквей, не говоря уж о храмах и соборах, одним своим внешним видом сразу же стремятся произвести впечатление на человека, ошеломить его, — продолжала она. — Чтобы ему сразу же захотелось грохнуться на колени. И мысленно, и физически. Церковь должна вас подавлять. Это одна из ее функций. С этой церковью не так. В ней, как мне кажется, ты можешь оставаться человеком, живым существом, может быть, даже самим собой.

Наконец-то Палмер выехал на шоссе, которое, как ему казалось, вело к Парижу.

— А вы что, занимались архитектурой?

— Нет-нет, совсем нет. — Она в очередной раз перекинула ноги. А потом еще раз. — Просто, знаете, я не очень религиозна. Мы же послевоенное поколение. И совсем не так реагируем на многие вещи, волнующие вас или даже тех, кто придет после нас. В отличие от меня, у моей дочери, par exemple,[13]совершенно иное представление о таких понятиях, как, скажем, лицемерие или ханжество. Мое поколение терпеть не может… — и вдруг осеклась, подумав: не слишком ли она откровенничает со своим боссом? Может, не надо?..