Читать книгу - "Но и я - Дельфина де Виган"

Я ждала Но после занятий, искала ее глазами, выйдя из лицея, едва плелась к метро, чтобы растянуть время, выискивала ее тонкую фигурку, неровную походку. Я все еще верила ей.

Сегодня вечером она пришла. Как обещала. Выглядела она окоченевшей. Ей пришлось покинуть приют, где она ночевала последнее время, но ей дали другой адрес, а там — очередь, нужно ждать, когда освободится место. Она ночует у своего приятеля на улице Шарантон, он разрешил ей остаться на некоторое время, но рядом с его палаткой устроились другие бездомные, потому что угол уж очень удобный, и начались всякие дрязги — те слушают радио даже глубокой ночью и норовят ее трахнуть. Она рассказывает это все одним махом, говорит «трахнуть», как если бы я была взрослой, и я горжусь, что она не принимает меня за сопливую девчонку, к тому же я прекрасно знаю, что значит это слово и в чем состоит разница между ним и другими словами, обозначающими то же самое. Я знаю, как важны слова и их оттенки.

Я не могу привести Но домой в таком состоянии. Нужно сначала ее вымыть и найти нормальную одежду. В это время дня мама всегда дома, и Но должна выглядеть как минимум прилично. Я уверена, что это важно, даже если родители согласились принять ее, первое впечатление может все испортить. Все происходит очень быстро. Несмотря на то что, как правило, я не умею действовать быстро — образы и слова обычно заполняют мою голову и парализуют волю, — в этот раз необходимо, чтобы все двигалось в одном направлении, не сталкиваясь и не путаясь в противоречиях, нужно делать шаг за шагом, передвигать сначала одну ногу, потом другую, не задаваясь вопросом, с какой лучше пойти, с правой или с левой. (Однажды мадам Кортанз объяснила отцу, что сверходаренные дети обладают огромными способностями к познанию, построению концепций, анализу, но самые простые вещи могут поставить их в тупик. Тогда мне это показалось чем-то вроде врожденной болезни, порока, который я никогда не смогу преодолеть.)

Я прошу Но подождать меня и никуда не уходить, кажется, в первый раз я говорю с ней таким властным тоном. У нее больше нет сил сопротивляться, отказываться, убегать. Я перехожу улицу и буквально хватаю за руку Лукаса — в других обстоятельствах я никогда бы этого не сделала, но сейчас мне все равно, он как-то сказал, что живет практически один в пятикомнатной квартире. Его отец уехал в Бразилию, присылает оттуда деньги. А мать редко ночует дома, общается с ним через записки на желтых листочках, приклеивая их к двери, она никогда не приходит в школу, даже если ее вызывают учителя, раз или два в месяц, а когда холодильник пустеет, выписывает чек. Раз в неделю наведывается домработница, переполненная беспокойством, чем питается Лукас.

В двух словах я объясняю ему ситуацию, надо спешить, и наплевать, если я проглатываю половину слов и шея пошла пятнами, я тороплюсь. Теперь я понимаю, почему я сразу же выбрала его, только его и никого другого: он окидывает Но беглым взглядом и говорит: «Пошли, девочки».

К счастью, упрашивать Но не приходится. Оказавшись в квартире Лукаса, она прямиком бежит в туалет, ее тошнит. Объясняет, что это от лекарств, я не решаюсь спросить каких. Лукас достает большое банное полотенце, безупречно сложенное и отглаженное, я такие видела только в рекламе ополаскивателей. А Но и вовсе, похоже, сто лет не видела махровых полотенец. Она не сопротивляется, пока я тащу ее по коридору в ванную, открываю кран и наполняю ванну. Все происходит быстро и четко, действия логично вытекают из принятых решений, я звоню домой, чтобы предупредить маму: мы с Но придем через час, и кладу трубку, не дожидаясь ее ответа, — на тот случай, если они вдруг передумали. Прошу Лукаса найти для Но какую-нибудь одежку. Он закуривает и жестом гангстера из кинофильмов дает понять: «все под контролем». Ванна готова. Я помогаю Но раздеться, приходится дышать ртом, чтобы не задохнуться, смотрю, как она опускается в горячую воду, у нее тело мальчика, прямые узкие ноги, худые руки, плоская грудь, выпирающие ребра. От жары ее щеки розовеют, у нее такая тонкая кожа, что видна каждая жилка. Я остаюсь в ванной — боюсь, как бы Но не стало плохо. Беру мочалку и тру ей спину, руки, ноги, нужно побольше мыла, приказываю «встань, сядь, повернись, дай правую ногу, левую». Она молча подчиняется. Я протягиваю ей мочалку, чтобы она завершила свой туалет, отворачиваюсь, слышу, как она встает в воде, затем опускается обратно. Разворачиваю большое полотенце, с моей помощью Но вылезает из ванны. На поверхности воды, среди мыльной пены, плавают ошметки грязи.

В спальне на кровати уже ждет одежда — Лукас порылся в гардеробе матери, сам он устроился в гостиной у телевизора. Я помогаю Но одеться, потом возвращаюсь в ванную, чтобы все вычистить с помощью «Мистер Пропер, лесная свежесть», у нас дома такой же флакон, после него все блестит тысячью огней, совсем как в рекламе.

Джинсы и свитер приходятся Но впору, я спрашиваю себя, как столь миниатюрная женщина смогла произвести на свет такого огромного Лукаса. Он предлагает нам чего-нибудь выпить, я догадываюсь, что Лукас не решается взглянуть на Но. С жаром благодарю его за помощь, нам пора идти. Я не знаю, что за дрянь впихнула в себя Но, у нее совершенно отсутствующий вид, она не возражает ни когда я беру ее за запястье и нащупываю пульс, ни когда я сообщаю, что мы идем ко мне, родители уже ждут нас. Она молча смотрит на меня несколько секунд, как будто нужно некоторое время, чтобы эта информация вошла в ее сознание, потом молча идет за мной. У лифта Но поворачивается к Лукасу, благодарит. Он машет рукой — заходите когда хотите. На улице я беру ее чемодан, колесики сломаны, он гремит как не знаю что, ну и наплевать.

Мы идем пешком до моего дома, в подъезде я смотрю на нее еще раз, щеки опять побледнели, волосы еще не высохли. Я звоню, прежде чем открыть дверь своим ключом. Я боюсь потерять Но.