Читать книгу - "Клуб "Криптоамнезия" - Майкл Брейсвелл"

Сегодня ночью город – как мертвый, и я в этом не виновата. Город затоплен и пьян, он испорчен и мертв. Мне так холодно. Так что, Амелия, вот тебе ленточка, чтобы перевязать избранные места из моих ощущений. Возьми ее, дурочка, это тебе».

Но Элен тогда не отправила Амелии это письмо. Во всяком случае, не сразу, а лишь через несколько месяцев, когда вернулась домой из Италии, куда она ездила, чтобы «разобраться в себе», как это принято называть.

Элен хотелось уехать куда-нибудь по-настоящему далеко, а не просто за Собачий остров, и она отправилась на юг, в Венецию, к потокам теплого воздуха, проплывающим над лагуной. Она сидела в такси, которое везло ее в город, и смотрела на черную воду.

Уже смеркалось, на бархатном небе искрились звезды. Она буквально физически ощущала громадное расстояние, что отделяло ее от промозглой окраины лондонской осени. Ей представлялся сонм призраков, сотканных из соленой воды: они поднимались из моря, странные, сладострастные существа, чьи поцелуи сводят с ума женственный город и заставляют его изнывать от желания. Здесь все было пронизано страстью и вожделением, чьи желания исполнены плотской истомой, а замыслы окутаны тайной.

Дни накатывали, словно рокот приглушенного хорала. Однажды она села на теплоход и поехала на Торчелло. Маршрут проходил мимо острова-кладбища Сан-Микеле, огороженного стеной. Венецианские мертвые покоились среди кипарисов, обожженных солнцем. Их жизнь завершилась величайшим из парадоксов: их тела были преданы земле посреди моря.

Элен стояла у теплых стальных перил и смотрела на волны. Если бы она простояла на палубе чуть дольше, ее бледные руки покрылись бы светлым загаром, но лишь до локтей. Она отошла в тень, прислонилась спиной к какой-то двери. Море вздымалось до самого горизонта, безо всякого перехода сливаясь с выбеленным небом.

Она накрутила на палец прядь черных волос, поднесла ее к самым глазам, рассмотрела. Черные, как вороново крыло. Это был просто каприз: пойти и постричься, довериться незнакомому человеку. Пока ее стригли, она сидела у распахнутого окна высоко над Большим каналом. Солнце светило в глаза, и Элен жмурилась. А потом солнце сместилось на небе, и ее лицо оказалось наполовину в тени. Оконные рамы давно прогнили, толстые стекла едва держались в пазах, забитых раскрошившейся замазкой, – она буквально влюбилась в эти венецианские окна.

Порыв свежего ветра – буквально на долю секунды. На Торчелло были только выжженный камыш и одинокая церковь, возвышавшаяся над горячей золой. Закрытая церковь и обжигающая ноги земля на тропинке.

В просоленной траве, потрескивающей, как горящие щепки, и только чудом не рассыпавшейся пеплом, Элен заметила черную бабочку, перелетавшую с цветка на цветок – других признаков жизни не наблюдалось. Она была одна на горячем острове, красивая женщина в белом платье – неподвижная, словно вдруг окаменевшая. Ей хотелось, чтобы что-то поднялось из мертвой травы и забрало ее с собой.

Конечно, этого не произошло, но с той минуты все переменилось. Она почему-то уверилась, что это был переломный момент, и теперь кризис прошел, и стены тесного, запутанного лабиринта острой нервозности, по которому она блуждала в последнее время, наконец, расступились, и она вышла на новый отрезок существования – пусть и более банальный, зато прямой.

Вернувшись в Лондон, Элен с головой погрузилась в светскую жизнь. Она бывала в «Криптоамнезии» чуть ли не через день. Я, разумеется, ее не знал. Не могу же я знать всех и каждого, кто бывает у меня в клубе.

Про Элен мне рассказала Амелия. Они с Элен были подругами.