Читать книгу - "Насилие.ру - Александр Дым"

Принцип начала драк был прост: если "городские" попадались за линией и их узнавали, "залинские бакланы" начинали драки, и наоборот.

Особенно страшной частью Новосибирска был район кирпичного завода. Целый год хулиганы терроризировали рабочих и никто на это не обращал внимания, пока в дело не вплелась политика. Началось всё с того, что зимой в заводской посёлок стали захаживать какие-то парни. Говорили, что это преступники — убийцы и воры, отбывшие срок в тюрьме. Как-то у заводского сторожа похитили сапоги. Однако он нашёл вора среди подозрительной компании и подал на него в суд. Тому дали три месяца тюрьмы. Его товарищи поклялись отомстить за него. Вскоре сторожа, изрезанного финками, нашли в лесу мёртвым.

Через некоторое время район кирпичного завода оказался на военном положении. С наступлением темноты жители боялись на улицу и носа высунуть. Около завода было много ям, в которых прятались хулиганы, ожидая свои жертвы. Они внезапно нападали на случайных прохожих, били их палками, камнями, а то и угрожали ножом. Шёл однажды организатор клубного музыкального кружка мимо рощи. Вдруг из засады выскочили молодцы и под угрозой «истребить» заставили играть до изнеможения.

Вот что рассказывали горожане:

— Район наш ужасный. Чуть стемнеет — выстрелы, матерщина. Караул! Время близится к вечеру, и на улице не встретишь ни живой души. Все боятся дверь открыть, не только по улице пройти. Так и знаешь, что за углом рассыпной цепочкой тебя караулят хулиганы.

— Хулиганы нас отпугивают. Мы не можем ходить ни на политчитки, ни на собрания, так как волей-неволей приходится ночевать в конторе клуба. Начались набеги и на клуб. Придут и разгонят спектакль: и артистов поколотят, и зрителей из клуба вытолкают. Плюют на спины публики, свистят, кричат, мяукают, подкалывают присутствующих шилом или ножом, на упрёки и замечания отвечают руганью и кулаками.

Однажды налётчиков выгнали, отняв у них кинжалы и финки. Те пообещали отомстить. Через два дня заведующего клубом пырнули ножом, но тот успел отклониться, нож отодрал только карман. Вскоре на дороге к клубу нашли записку: «Громову, Богданову, Чупину, Кухтину осталось жизни до воскресенья 12 сентября». В субботу вечером состоялся спектакль. Жутко было в зрительном зале. Все ждали расправы. Пьяный отец Чупина умолял сына не играть на сцене.

Тот не соглашался: «Погибну, а не струшу». Однако в клуб внезапно нагрянула милиция, и побоище пришлось отложить.

На вопрос корреспондента: "Зачем вы устраиваете такие безобразия?" — один из хулиганов ответил, что комсомольцы сами виноваты, в клуб их не пускают, сами лезут в драку. "Я бы разве кого тронул, меня не трогай", и тут же спросил:

— А ты не знаешь, где электрические фонари продаются?

— Зачем?

— Для ночной работы. Ночью их, сволочей, будем ловить. Мимо нас теперь шиш пройдешь. Изрежем».

Удручающая ситуация с уличной преступностью никак не вписывалась в концепцию счастливого советского общества, строящего коммунизм. Поэтому по мере свертывания нэпа власти перешли в активное наступление на хулиганство. Хулиганы признавались антиобщественными элементами, якобы доставшимися советской России в наследство от царских времен.

Уже в 1926 году в УК СССР внесли изменения, ужесточающие наказания за хулиганство. Это было сделано после громкого «чубаровского дела» о групповом изнасиловании в саду «Сан-Галли». Бесчинствующие на улицах шайки были фактически приравнены к бандитским. Пятерых «чубаровцев» приговорили к расстрелу, остальным дали большие сроки. Год спустя Череповецкий губсуд за поножовщину в пьяной драке и хулиганские выходки на улице приговорил одного человека к расстрелу, двух других к 10 годам лишения свободы.

В 1930-х годах наказания ужесточили еще больше. Дела о хулиганстве слушались без предварительного расследования. Самое меньшее, чем мог отделаться пойманный хулиган, это год тюрьмы — этот срок давали за нецензурную брань в общественном месте. Самым же частым приговором было пять лет лишения свободы с последующим пятилетним запретом на проживание в главных городах СССР. Скажем, так был наказан П. Смородинов, «беспричинно пристававший к сидящему на скамейке Н. Бурдилову». «Он всячески его оскорблял и ударил селедкой по лицу».

Сталинские меры быстро принесли результат: уже в конце 1930-х годов хулиганства в советских городах практически не осталось, либо оно принимало мягкие формы:

Женя Карасик всю жизнь завидовал Антону. Это была зависть восторженная и неизлечимая. Тошка и Женя были ровесники и в детстве жили по соседству. Дворы соприкасались. Но высокий брандмауэр разделял их. А дома, поворотясь друг к другу черными ходами, смотрели на разные улицы. Парадное крыльцо докторской квартиры выходило на мощеную и тенистую Большую Макарьевскую. Разболтанная калитка двора, где жил со своим отцом-грузчиком Тошка, хлопала на всю Бережную улицу, по крыши сидевшую в песке.

Улицы враждовали между собой. На перекрестках устраивали бои, выходили стенка на стенку. И Тошка был первым заводилой в этих стычках. От его рук, размашистых и скорых на драку, крепко доставалось противникам с Макарьевской.

Пространство вокруг Тошки кишело, казалось, его кулаками, с такой быстротой он раздавал налево и направо тумаки. Рослому не по летам Тошке завидовал не только докторов Женя, как звали Карасика в детстве. Ему завидовали мальчики даже с соседних улиц. Даже на самой Базарной площади и там ребята знали и боялись Тошку.

Очередной всплеск хулиганства начался незадолго до окончания войны. Атмосферу, царившую на улицах в то время, в полной мере передают письма в «Правду». «С наступлением темноты, — писали из Архангельска, — возле театров орудуют банды хулиганов, которые избивают девушек. Если кто-то из мужчин пытается заступиться, он получает ножевые удары. Внутри кинотеатра царит хаос. Во время сеансов срываются головные уборы, ножами и бритвами портят верхнее платье».

Свою роль в росте хулиганства сыграло и масштабное амнистирование заключенных, начавшееся после смерти И. Сталина. Помимо репрессированных интеллигентов на свободе оказались тысячи обычных уголовников. Трудно представить, чтобы в 1930-х годах какой-нибудь здравомыслящий селянин, даже будучи пьяным, мог прийти к председателю колхоза и начать дебош прямо у него дома. За это можно было легко пойти под расстрел по печально известной 58-й статье. В конце 1950-х и в 1960-х годах такие выходки случались сплошь и рядом:

Мелкое хулиганство совершил Г., который явился в нетрезвом виде на квартиру к председателю колхоза, зашел к нему в спальню и учинил скандал, нарушив тем самым покой семьи.

Тогда такой случай рассматривался как мелкое хулиганство, за которое давали 15 суток.

Послевоенные советские времена сохранили многие традиции дореволюционных уличных побоищ. Основным принципом разделения на враждебные лагеря был все тот же территориальный. Двор на двор, квартал на квартал, улица на улицу, школа на школу, район на район. Оккупировавшие практически все московские дворы бывшие уголовники диктовали подрастающему юношеству свои правила поведения, жизни «по закону». Прельщая молодежь «блатной романтикой», урки формировали особый кодекс поведения подростка, по которому главным врагом становился чужак. Если неизвестный парень вдруг появлялся в чужом дворе, ему предстояло непростое испытание.