Читать книгу - "Кот, который всегда со мной - Питер Гитерс"

Нортон в большой степени повинен в том, что я перебрался в Саг-Харбор, и привязан к этому месту не меньше меня. Вообще, если сравнить наши жизни в родном городе вдали от другого родного города, обнаружится много параллелей.

Нортон, как правило, не слишком общительный кот, хотя научился терпеть и даже радоваться жизни на людях. В своем пространстве он очень дружелюбен и редко показывает норов, но пресытился и устал от обязанности добиваться симпатий людей или четвероногих. Он по большей части не обращает внимания на кошек, которые при случае начинают приставать к нему с дружбой. И отворачивается от вдруг возникшей в его жизни собаки. Он терпеть не может, если в его законный для сна час рядом прыгает и лает какая-нибудь маленькая шавка. Но в Саг-Харборе, когда ему перевалило за тринадцать лет, к нам во двор упорно приходила черная кошечка, искавшая компаньона для игр. Поначалу Нортон, любивший представлять себя этаким мачо, шипел на нее, давая понять, что игривые котята — это не то, что ему требуется в разумной, размеренной жизни. Но кошечка не пожелала принимать «нет» в качестве ответа. И после нескольких недель повторяющихся визитов шипение прекратилось. Нортон вступил в период «я тебя буду терпеть, только не слишком приставай». Кошечку это устраивало — она бегала вокруг него, а он сидел и смотрел на нее. Затем чернушка стала вовлекать Нортона в игры — заставляла немного побегать, повозиться, поохотиться на порхающую бабочку. Прошло еще несколько недель, и Нортона уже не приходилось ни к чему подталкивать. С кошечкой мой старикан вел себя словно котенок. Его черная как смоль подружка являлась каждый день (до сих пор не представляю откуда), чувствовала себя в нашем дворе как дома, носилась с Нортоном, а затем устраивалась у него под боком и нежилась на солнце. Я думаю, моему коту понравилось ее наставлять (раз он был лишен других потребностей), потому что я не раз заставал, как он вылизывал ее, чистил, увлекал в наш мощенный кирпичом дворик, где удобнее дремать. Я радовался этой картине, потому что не раз упрекал себя за то, что из-за собственного эгоизма не завел второго кота, чтобы Нортон мог с ним общаться. Всегда подумывал, что, когда мой вислоухий постареет, станет менее подвижным, будет меньше путешествовать и больше времени проводить дома, я приобрету ему компаньона. Тогда во время моих отъездов на несколько дней с ним будет оставаться товарищ. И возможно, Нортон перестанет на пятые сутки моего отсутствия гадить на кровать Дженис. (Хотя не исключена ужасная альтернатива: Дженис получит двух пачкающих ее постель кошек вместо одной, но об этом я даже думать не хотел.) Однако годы шли, а я никак не реализовывал свой первоначальный замысел. Если хотите знать, я настолько ценил свою дружбу с Нортоном, что не хотел, чтобы кто-то вмешивался в наши отношения. Признаю, может показаться идиотизмом ревновать Нортона к другому коту, но я ничего не мог с собой поделать. И еще я верил, что Нортон испытывает такие же чувства. Понимал, что не смогу путешествовать с двумя котами, и решил, что ему будет лучше ездить со мной, чем сидеть дома в обществе другого четвероногого. Что наша связь настолько крепка, что ему не нужны отношения с себе подобными. Наша маленькая черная соседка взяла на себя мою головную боль. Больше не требовалось приобретать другого кота, а Нортон получил партнера для игр, особенно таких, которые я обычно избегал, — ловлю мышей и бабочек, лазанье по деревьям.

Я и сам прошел в Саг-Харборе такой же процесс, когда подбирал товарищей для «игр в песочнице». После того как мы вернулись из Прованса, я на все лето с июня по сентябрь засел в своем убежище на Лонг-Айленде и выбирался в город только по крайней необходимости. На то было несколько причин. Во-первых, там замечательно работается. Окна моего кабинета выходят в наш красивый сад (целиком и полностью детище Дженис. Мой единственный ежегодный вклад — дикое нытье, когда от меня требуется возделать все наши «десятки акров пустоши за домом» — то есть в нашем случае это треть акра, куда надо посадить миллион луковиц тюльпанов, и посадка почему-то всегда происходит под проливным дождем). Зато я часами с удовольствием трудился за столом, сгорбившись над компьютером. Во-вторых, я могу находиться там один, точнее, без человеческого общества, и очень это ценю. Нью-Йорк — общественное место, а моя издательская работа требует постоянного общения.

Привлекательная сторона состоит в том, что я могу водить авторов, агентов и почти любого, кого сочту интересным человеком, в превосходные рестораны. Отрицательная — в том, что большинство авторов и агентов превращаются в настоящий геморрой, а те, кого я сначала принял за интересных людей, оказываются неимоверными занудами и большую часть времени рассказывают о себе. Моя писательская жизнь тоже вполне общественная, во всяком случае, в городе, поскольку приходится подлизываться к телевизионным и киношным начальникам, точнее, к нью-йоркским телевизионным и киношным начальникам, а они на эволюционной лестнице стоят гораздо ниже своих калифорнийских коллег, поскольку все, от кого есть хоть какой-то прок, давно в Лос-Анджелесе. Суть такова: если бы окончательный выбор был за мной, я бы сделался отшельником. И Саг-Харбор позволяет мне вообразить, что я хотя бы на часть года могу от всего отрешиться.

Первые несколько лет, когда я проводил там летние месяцы, мой обычный распорядок был таков: подъем, пробежка на одну-две мили, легкий завтрак, работа целый день, обед (частенько пицца и пиво). Когда появилось новое изобретение — спутниковое телевидение и я водрузил на крышу небольшую антенну, к перечисленному добавился новый пункт: просмотр спортивных программ или кинофильмов всю ночь. Мне не надо было разговаривать, дружески общаться, что-нибудь для кого-нибудь делать (кроме периода с вечера четверга до утра понедельника, когда приезжала Дженис и я с удовольствием окунался в цивилизацию). Выполнив работу, я мог есть, пить и жить растительной жизнью. А в тех случаях, когда Нортон снисходил до того, чтобы есть пиццу, мы становились по-настоящему родственными душами.

Со временем подобный распорядок стал нравиться мне все больше и больше. И вскоре я обнаружил, что не одинок. Оказалось, что много женщин вели такой же образ жизни (разве что без пива и пиццы). Мужья приезжали вечером в четверг или в пятницу днем, проводили выходные, а в понедельник утром жены отвозили их на железнодорожную станцию, целовали на прощание и возвращались к будничному существованию самодостаточности (только вместо кота заботились о детях — одном, двух, а то и трех). Каждый понедельник, провожая Дженис на станции Бриджгемптона, я стоял среди сотни прощавшихся с мужьями женщин. Когда поезд трогался, я оглядывался и замечал, что многие смотрят на меня. Мне казалось, что у них мелькает мысль: «Какой нежный муж. Взял на себя обязанности по хозяйству, воспитывает детей». Мне хотелось объяснить, что не такой уж я и нежный и воспитываю не ребенка, а кота, но всякий раз решал, что лучше промолчать.

По выходным я обсуждал эту ситуацию с друзьями, которые владели там домами, особенно с теми, кто находился в таком же положении, как и я. С тремя парами в летние месяцы мы виделись постоянно. Нэнси и Зигги уже препарировались в предыдущих книгах о Нортоне. (Возможно, вы помните, что Зигги известен на работе под многими именами. Некоторые знают его как Джона, другие как Джека. Кое-кто называет Элди. А теперь, в своей последней инкарнации на Уолл-стрит, он стал еще Джоном-старшим, поскольку у него появился новый помощник — Джон-младший.) Затем Эд и Кэролайн и Том и Энди. В эти летние месяцы Зигги, Эд и Том уезжали по понедельникам в город, ворча и сетуя на то, как некоторым (то есть мне) легко живется. А Нэнси, Кэролайн и Энди оставались и недоумевали, чем я занимаюсь в одиночестве в своем маленьком викторианском домике. Проходили недели, и наши разговоры развивались, подобно отношениям Нортона с молодой кошечкой. Сначала мы обсуждали, как нам повезло, что мы так подолгу можем жить на Лонг-Айленде. Затем — как приятно оставаться одним (с детьми или с котом). Потом кто-то сказал: «Слушайте, почему бы нам в среду не сходить всем вместе в кино?» Мы так и сделали, и за этим последовало новое предложение: «Почему бы нам каждую среду не ходить всем вместе в кино?» Дальше — больше: раз в неделю я попадал на девичник. Нэнси, Кэролайн, Энди и я (плюс разные дамы, которых в тот момент заносило в наши края) шли в киношку, обедали и обсуждали наши сугубо девичьи дела. Я выслушивал, как их детишки играют в футбол, и рассказывал, как недавно сойка клюнула Нортона в голову. Они старались приучить меня к белому вину, я — превратить их в ценителей мартини и мяса с морепродуктами. Сообщал, как сыграла бейсбольная команда «Нью-Йорк Метс», и они при этом старались не очень ерзать на стульях, а сам как мог терпел рассказы об особенностях функционирования женского организма. В итоге наши посиделки превратились в вечерний выход в город, которого все ждали.