Читать книгу - "Сова по имени Уэсли - Стэйси О'Брайен"

Вскоре вся моя одежда стала выглядеть так, будто кто-то тщательно истыкал ее шилом. Я, впрочем, продолжила ходить в дырявом, решив, что профессия биолога – достаточное оправдание. Ученые в массе своей не особо интересуются модой и не придают значения своему облику в глазах окружающих, хоть в научных кругах и существовует некий особенный стиль. Если бы я опросила весь Калтех, мало кто сумел бы мне ответить, что такое «Прада», не говоря уже о том, какие туфли были популярны в каком сезоне. У нас все проще – душ принял, побрился, чего еще надо? У одного из моих коллег было десять абсолютно идентичных пар серых штанов, белых рубашек и белых носков, которые он носил вместе с одной и той же неизменной парой сандалий «Биркеншток». Он десятилетиями ходил на работу в одном и том же наряде и не парился насчет обновок. И его стиль был вполне типичен и нормален среди ученых.

Уэсли оставлял свои следы практически на всем, что у меня было, и я все больше и больше предметов отдавала ему на откуп – одежду, книги, бумаги, одеяла и мебель. Мне было вовсе не жалко – благодаря Уэсли я чувствовала себя самым счастливым человеком на земле. Каждая дырка от когтя напоминала мне о великолепии моего малыша и его неповторимой личности. Я даже оставляла на память разодранные им книги, потому что на них были следы его клюва, настолько я была им одурманена.

Конечно же, я часто играла с Уэсли. Одна из наших первых игр – охота на мои ноги под одеялом, – вышла в какой-то момент на новый уровень. Сперва он просто бегал за ними по кровати, однако, научившись летать, он стал подниматься над кроватью, разворачиваться, целиться и пикировать на мои ноги с растопыренными когтями. Потом он делал круг вокруг комнаты и заходил на следующую атаку.

Конечно, случались и ошибки. Однажды во сне я высунула ногу из-под одеяла, и он, конечно же, на нее набросился. Я подскочила и заорала от боли и неожиданности, напугав Уэсли до того, что он некоторое время панически носился по комнате, прежде чем мне удалось поймать и успокоить его. Он, естественно, повел себя по своему стандартному сценарию «мне так стыдно» – отталкивал меня, отказывался на меня смотреть и пытался просверлить взглядом стену. Но я старательно баюкала его, приговаривая: «Все в порядке, все хорошо». Естественно, все было не совсем хорошо – моя нога в это время истекала кровью, но это могло подождать. Его вины в произошедшем не было – в конце концов, это ведь я приучила его к этой игре.

Поскольку совы не живут стаями, у них нет социальных установок для того, чтобы наказывать друг друга. Таким образом, любое проявлении агрессии Уэсли воспринял бы, как угрозу и покушение на свою жизнь. Именно поэтому первое правило обращения с хищными птицами гласит: никогда не проявляй к ним никакой агрессии. Их бесполезно пытаться воспитывать, как ребенка или собаку, – они этого просто не поймут. Я никогда не повышала голос на Уэсли и не делала ничего, что он мог бы воспринять как агрессию, даже если он подвергал себя серьезному риску. Все, что я могла, – это аккуратно отстранить его или унести прочь, пока он не навредил себе или мне своими действиями. В конце концов он понял, что определенных вещей делать нельзя, но пришел к этому знанию несколько по-другому. На это ушло гораздо больше времени и моего терпения, чем у любого среднестатистического родителя или владельца какого-нибудь животного.

Уэсли был весьма своенравен и не подчинялся мне. Скорее, он жил со мной по принципу взаимовыгодного сотрудничества. Я не занималась его дрессировкой как таковой – я просто старалась оберегать его от самого же себя. Он многому у меня учился, как учился бы у мамы-совы, но не путем поправлений, поощрений или наказаний, а, скорее, путем наблюдения за мной и принятия решений, как себя вести в той или иной конкретной ситуации. Я, в свою очередь, была абсолютно не заинтересована в том, чтобы как-то его менять или переламывать, ведь я сама училась у него тому, каково это – быть совой. Приручение животного вовсе не подразумевает также его дрессировку. Я не дрессировщица.

Социальных животных в целом гораздо легче чему-то обучить, так как они мыслят схожим с нами образом; они понимают, что иногда агрессия – это просто временная реакция на их неправильное поведение. Волки рычат и скалятся на членов своей стаи, как бы говоря: «Отвали!» – и таким образом избегают ненужных потасовок, которые подчас заканчиваются летально. Они по-разному воспринимают проявления агрессии. Совы же всегда воспринимают агрессию однозначно. Сова думает, что ты пытаешься ее убить, и всю жизнь потом помнит, что ты покушался на ее жизнь. Так что стоит хоть раз облажаться и накричать на хищную птицу или, боже упаси, сделать какое-то угрожающее движение в ее сторону, и она никогда уже не станет относиться к тебе так же, как прежде. У сов просто нет концепции такого поведения. Вот и всё. В природе не бывает вторых шансов. Таков Путь Совы.

Одной из причин, по которой я переехала жить к Вэнди, была ее малышка Энни, с которой нужно было помогать, когда ее папа – муж Вэнди – был в разъездах. Я с радостью нянчилась с ребенком, поскольку своих детей у меня не было. По примеру Вэнди я никогда не произносила имя Энни со злостью в голосе и никогда не говорила «нет» за исключением самых крайних случаев. Обычно мы с Вэнди говорили ей: «Это не для детей» каждый раз, когда она тянулась к чему-то для нее небезопасному. Слово «нет» звучало только в случае непосредственной серьезной опасности.

Зная, что вести себя с Уэсли следует не менее осторожно, чем с Энни, я переняла в общении с ним стратегию Вэнди и никогда не говорила «нет» по пустякам. Всякий раз, когда он начинал возиться с чем-то небезопасным, я говорила: «Это не для сов» – и мягко отстраняла его от этого предмета или отбирала его. Из-за того, что Уэсли приковывал все свое внимание к заинтересовавшему его объекту, мне часто приходилось чем-то его отвлекать. Например, заставить его отпустить мышь у меня получилось, только когда я сумела занять его чем-то другим, иначе он бы просто подрался со мной за нее. Слава богу, забирать у него мышь мне приходилось всего несколько раз в жизни, например, когда она была непригодна ему в пищу.

Энни со временем оценила всю серьезность произнесенного вслух «нет» и стала только что не замирать на месте, услышав его от одной из нас. Уэсли, однако, в подобной ситуации замирал лишь на пару секунд – поразмыслить на тему того, стоит ли прислушиваться ко мне или же нет. Несмотря на то что он прекрасно знал значение этого слова, он все равно оставался собой – упрямой и дикой совой. Большинство людей предпочитают иметь дело с социальными животными, так как те обычно более податливы. Своеволие сов часто трактуется совершенно неверно. Мне как-то сказали, что совы «тупые», а позже выяснилось, что тот человек имел в виду невозможность натаскать сову на выполнение команд. А это меж тем – две совершенно разные вещи. Сова как раз весьма и весьма умна, просто она – сама себе голова и не станет подчиняться никому из окружающих. А с какой стати? В дикой природе совы – одиночки, хоть и безгранично преданы своим партнерам.

В первый год жизни Уэсли я неотрывно наблюдала за ним во время всех его игр и развлечений, следя, чтобы он ничем себе не навредил. Опасность таилась на каждом углу, и в мои материнские обязанности входило практически ежедневное спасение его жизни. Помимо оборудования спальни специальной «защитой от детей», я тщательно контролировала все, что могло попасть в нашу комнату. Стаканы и вазы, к примеру, были под запретом, так как Уэсли мог их разбить и пораниться осколками. Помимо очевидно токсичных жидкостей вроде средств для удаления засора и отбеливателей, опасны были любые напитки, содержащие кофеин – то, что мы потребляем для заряда бодрости каждое утро, способно вызвать у птицы сердечный приступ. Растения могли быть опасны из-за целого ряда составляющих, поэтому их я тоже держала подальше от Уэсли. Никаких пластиковых пакетов – Уэсли мог засунуть в такой пакет голову, запутаться в нем и задохнуться. В конце концов, пришлось снять все картины, так как периодически в ходе своих игр Уэсли падал на пол вместе с ними и ушибался. В комнате не было предметов, которые могли врезать ему по лицу при приземлении на их край, таких как блюдца и тарелки. Любые сколько-нибудь ценные документы хранились строго в выдвижных ящиках, чтобы Уэсли не добрался до них и не порвал на кусочки.