Читать книгу - "Ланарк: жизнь в четырех книгах - Аласдар Грэй"

Собственный голос казался ему резким и неубедительным. В кармане охранника словно бы звучала останавливающаяся пластинка: «Подлежащее проверке владение фальшивыми документами».

— Что, черт возьми, это значит?

— Это значит, Джимми, что будет лучше, если ты спокойненько пройдешь с нами.

Ощутив на плече ладонь полисмена, Ланарк слабо выговорил:

— Меня зовут Ланарк.

— Пусть это тебя не волнует, Джимми.

Охранник отступил. Полицейский толкнул Ланарка вперед, в сторону и вниз, на плавучую пристань.

— Вы собираетесь доставить меня в депутатскую деревню? — спросил Ланарк.

Толчками они загнали его на палубу катера, потом вниз, в кабину. Он спросил:

— А как насчет Настлера? Он ваш король, так ведь? Уж он-то меня знает.

Полицейские толкнули его на скамью и сами сели напротив. Ощутив, что катер поплыл. Ланарк вдруг страшно устал, и ему пришлось сосредоточиться на том, чтобы не упасть.

Потом он увидел доски еще одной плавучей пристани и мощеную дорожку, которая тянулась и тянулась, далее — две-три каменные ступеньки, половик и несколько плотно пригнанных одна к другой резиновых плиток. Ему разрешили опереться на ровную поверхность. Кто-то спросил:

— Имя?

— Ланарк.

— Имя или фамилия?

— И то и другое.

— Вы хотите сказать, что вас зовут Ланарк Ланарк?

— Если вам угодно. То есть: да да да да да.

— Возраст?

— Непременный. То есть неопределенный. Пожилой. Кто-то вздохнул и спросил:

— Адрес?

— Собор Унтанка. Нет, Л-лимпия. Олимпия. Послышалось бормотание. Ланарк уловил слова «мост», «охрана» и «шесть пятьдесят». От этого он разом пробудился. Напротив, по ту сторону стойки, сидел седоусый полицейский сержант и писал в толстой книге. Комната была заставлена столами, две женщины-полицейских печатали на машинках, на стене висел в рамке очень большой черный номер: 6.94. Раздался щелчок, и номер изменился: 6.95. Ланарк сообразил, что в децимальных часах час состоит из ста минут, облизал губы и постарался говорить быстро и внятно.

— Сержант, это очень срочно! В моих комнатах в делегатской деревне сейчас, наверное, звонит телефон по очень важному делу; нельзя ли переключить звонок сюда? Это Уилкинс, секретарь Монбоддо. Простите, я напился и вел себя как идиот, но, если мне не удастся сейчас с ним поговорить, с множеством людей может произойти настоящая беда!

Сержант окинул его недрогнувшим взглядом. Умоляюще протянув к нему руки, Ланарк заметил, что они грязные. Жилетка его была расстегнута, костюм измят. Комнату наполняла вонь, и Ланарк заметил с содроганием, что исходит она от бурого засохшего пятна у него на штанине. Он произнес:

— Знаю, вид у меня мерзкий, но политикам иногда изменяет мудрость! Пожалуйста! Прошу не за себя, а за народ, который я представляю. Соедините меня с Уилкинсом!

Сержант вздохнул. Вынув из-под стойки программу ассамблеи, он начал изучать последнюю страницу, заполненную мелкой печатью.

— Уилкинс — это фамилия или имя?

— Думаю, фамилия. Разве это имеет значение?

— Который? — спросил сержант и подтолкнул программу через стойку.

Список, озаглавленный «ПЕРСОНАЛ СОВЕТА», занимал десять страниц. На первых четырех Ланарку попались Уилкинс Стейпл-Стюарт, исполнительный секретарь по внутренним и внешним контактам, Пелей Уилкинс, исполняющий обязанности прокуратора по окружающей среде и занятости, и Уэндел К. Уилкинс, старший советник по передаче энергии населения.

— Послушайте! — воскликнул Ланарк, — Я буду обзванивать всех Уилкинсов в списке, пока не доберусь… нет! Нет, я позвоню Монбоддо и спрошу у него полное имя; он-то знает, кто я такой, в отличие от его треклятых роботов. Жаль, час еще очень ранний, но…

Ланарк вновь заколебался, поскольку в голосе его снова появились неуверенные ноты и сержант медленно покачивал головой.

— Позвольте мне доказать, что я это я, — взмолился Ланарк. — Мой портфель остался в комнате Настлера на стадионе… нет, я отдал его Джой, Красной Девушке, дежурной в административной галерее; она по моей просьбе спрятала его под стойку бара мне он нужен там полно чрезвычайно важных документов пожалуйста это очень важно…

Сержант, записывая что-то в большую книгу, произнес:

— Ладно, парни.

Ощутив на своих плечах крепкие ладони, Ланарк завопит:

— Но в чем меня обвиняют? Я никому не делал плохого, не докучал, не оскорблял. В чем меня обвиняют?

— Вы писали, — сказал державший его полицейский.

— Все люди писают!

— Я поручаю вас, — сержант продолжал что-то заносить в книгу, — Объединенным (Консолидированным) силам правопорядка; что вам требуется, так это долгий основательный отдых.

Когда Ланарка уводили, он поймал себя на том, что во весь рот зевает. От чужих рук на плечах ему, на удивление, сделалось уютно. Его ведь далеко не в первый раз толкают вперед сильные люди, убежденные в его порочности? Ощущение это походило не столько на сон, сколько на детство.

Его отвели в узкую тесную комнатку, где вдоль стен стояли как будто койки, на которых громоздились сложенные одеяла. Он тут же забрался на самую лучшую и улегся, но полицейские засмеялись: «Нет, нет, Джимми!»

Ланарк спустился на пол, ему сунули в руки два одеяла и повели его в соседнюю комнату. Дверь за ним захлопнули и заперли. Закутавшись в одеяла, он прилег на помост в углу и заснул.

Теперь он не спал и был бесконечно несчастен. Он вскочил на ноги и заходил кругами по полу, выкрикивая:

— О! Какой же я был дрянью, идиотом, сволочью, идиотом, дебилом дебилом дебилом дебилом — идиотом из идиотов! И как раз тогда, когда вообразил себя значительным человеком — особым, блестящим, не чета другим! Как это случилось? Я собирался найти Уилкинса и поговорить с ним как разумные люди, но женщины стали добиваться, чтобы я почувствовал себя известным человеком. Они хотели меня погубить? Нет-нет, обращаясь со мной как с шишкой, они и сами чувствовали себя нерядовыми людьми, но все это время прошло без всякой пользы. Я напился, да, накачался «Белыми радугами», но в первую очередь был опьянен тщеславием; нет большего идиотизма, чем вообразить себя важной персоной. Собеседники пытались что-то до меня донести, но я все пропускал мимо ушей. На что намекал Кодак? Важное ископаемое сырье, специальные доклады, власти ни о чем не знают — похоже на гнусную аферу, но нужно было внимательно послушать. И… Катализатор… почему я не спросил ее имя? Хотела меня предостеречь, а я решил, что она меня домогается. Да уж! Алчность и кретинизм. Забыть доклады! Потерять доклады, не успев их даже прочитать, позволить себя соблазнить кому-то, кого я даже не запомнил (правда, это было чудесно). И как получилось, что я ковырялся в той речушке вместе с Сэнди? Что это было, как не бесполезный кусочек счастья, данный, чтобы я сильнее ощутил свое падение? (Правда, это было замечательно.) Ох, Сэнди, что за папаша тебе достался? Бросил тебя на произвол судьбы и заделался, курам на смех, вонючим похотливым козлом!