Читать книгу - "Мир по Кларксону - Джереми Кларксон"

Когда вы будете читать эти строки, я буду на Менорке, вы – в Турции, ваши соседи – во Флориде, а чувак в маске будет выносить из вашей гостиной телевизор.

На самом деле бывает гораздо хуже. Вы могли поехать в Биарриц. Когда-то это был лучший морской курорт. Он находится в том месте, где Франция поворачивает под прямым углом и становится Испанией. Я люблю эти берега не только за просторные пляжи с огромными валунами.

Я люблю сам город, который несет на себе отпечаток наполеоновского шика и викторианской скромности. Здесь находятся те самые пещеры, из которых европейцы вышли 10 000 лет назад. Я люблю местную кухню, которая пришла из соседней Гаскони. Мне это так нравится, что я даже не замечаю ужасной погоды, которая иногда бывает в этих местах.

В конце концов, если идет дождь, можно за полчаса доехать до Испании, где погода лучше и где танцоры балета пытаются заколоть быка. Можно податься еще в Сан-Себастьян – город, где количество баров на душу населения больше всего в мире. Войска Веллингтона там так нажрались, что спалили город дотла.

Ну что в том дурного? Да только одно. Этот город стоит в Стране Басков, побратиме сектора Газы, тамильских «тигров»[5], и Пол Пота.

Мы думаем о сепаратистах из ЕТА[6] как о террористах-лайт, которые взрывают бомбы на велосипедах, потому что машины для них – это слишком дорого. Они достойны упоминания в конце выпуска новостей.

Но не тогда, когда вы в Стране Басков. Они не шарят у вас по карманам, а облагают всех, даже футбольных звезд, «революционным налогом». А если вы не платите, то они сожгут вашу машину, вашу жену, ваш дом, ваш бар и всех посетителей.

Именно поэтому я отставил это невеселое местечко и отправился на Менорку.

С тех пор как теракты возобновились, в них погибло около 900 человек. На каждый перекресток поставили полицейских в форме Робокопа. В руках у них автоматы, и потеют они не от жары, а от страха. Я видал там парнишку лет девятнадцати в форме, так если бы я ему на ухо сказал «Бу!», он бы скончался от разрыва сердца. Я был там всего один день, но успел побывать на месте взрыва бомбы. Я знаю массу способов обращения с автомобилем, но никак не мог представить себе, как далеко и в сколь многих направлениях можно кого-нибудь отправить, если положить бомбу под водительское сиденье.

Не стоит и говорить, что от водителя даже мокрого места не осталось.

В один день два трупа – до этого даже палестинцы редко доходят.

А у нас все еще ЭТА – в конце выпусков новостей, ну разве что самолет с британскими туристами задержат из-за очередного теракта, как в Малаге на прошлой неделе.

Почему так происходит? Да потому что мало кто в Британии понимает, чего хотят эти баски. Я вот разговаривал с Кармело Ланда – это такой местный аналог лидера ирландских радикалов. Он пространно цитировал книгу с длинным названием «Что говорить, если вы пресс-секретарь шайки террористов». Разговор шел про демократическое то, про политическое се, и признаюсь, я с ним крупно поругался. За исключением короткого периода гражданской войны Страна Басков никогда не была автономной. Их предки – пещерные люди, мимо которых прошли римляне, вандалы и вест-готы. Они утверждают, что открыли Америку и построили Непобедимую Армаду, которая потонула. Они говорят, что дали миру слово «силуэт». Согласитесь, отправить человека на Луну несколько сложнее.

Баски похожи на жителей Уэльса. Валлийцы поют. Баски поют. У басков мощные надбровные дуги. Валлийцы хорошо таскают камни. У всех басков нулевая группа крови. И те и другие проводят воинствующие кампании, требуя автономии ради сохранения языка.

Кстати, о языке. Валлийский язык страдает от недостатка гласных, но он несравним с языком басков. Даже его название непроизносимо. Дословный перевод «я пишу» у басков выглядит так: «Делаю в процессе написания. Ты имеешь меня». Дело осложняется еще и тем, что в алфавите басков всего три буквы – X, К и еще раз X.

Этот язык настолько сложен, что практически все местные, даже в горных баскских селениях, предпочитают говорить по-испански, плюясь и шепелявя.

Это безумие. Я могу понять тех, кто сражается за свою свободу, своего бога или свою страну. Но трудно понять, как язык может стоить хоть одной жизни. И еще труднее – как баскский может стоить 900 жизней.