Читать книгу - "127 часов. Между молотом и наковальней - Арон Ральстон"

На следующий день я вышел поздно и в снегу по пояс сумел пробраться через каньон Гарнет на возвышенность, метров до 3200. Из-за постоянных дождевых облаков видимость была нулевая. Я находился в цирке, пытаясь принять принципиальное решение по поводу маршрута, и не мог найти ни одного ориентира. Было уже слишком поздно, чтобы искать дорогу методом проб и ошибок, поэтому я спустился траншеей, которую выкопал на подъеме. Через два часа я вернулся на берег озера Брэдли и под дождем потопал назад к стоянке. Там меня ждал сюрприз: палатка была разорена, тент разодран, две из четырех дуг перекушены, передний полог порван и полностью откинут, мой спальный мешок плавает в озере, внутри палатки все мокрое и пропитано грязью. «Что за нафиг?» — поначалу удивился я, но очень быстро понял: это медведь. Он вернулся, пока я ходил на гору, и перерыл мое барахло, пытаясь найти еду. Но рюкзачок с едой был не тронут — висел на своем месте, на дереве, вне досягаемости зверя. Оставалось лишь предположить, что медведь разорил стоянку со злости. Я спустил рюкзачок с едой, веткой выудил из озера спальник и упаковался. Все барахло было абсолютно мокрым, я не мог остаться на ночевку, а вернуться к машине до наступления темноты было просто нереально. Но выбора нет, надо возвращаться, надо идти в темноте. Взвалив на себя тридцать килограммов промокшего снаряжения, гнущего меня к земле, повесив, как и днем раньше, рюкзачок с едой на грудь, я двинулся обратно. И тут заметил медвежьи следы, идущие поверх моих старых следов. Господин Медведь следовал за мной на стоянку, как охотник, по запаху.

Приглядевшись к глубокому снегу за пешеходным мостиком, я понял, что медведь шел с севера и пересекал проделанные мною вчера ямы. Я медленно проследил глазами цепочку его следов: она поднималась на холм высотой метров десять… И там под сосной сидел медведь и с интересом наблюдал за мной. «Срань господня!» — пробормотал я севшим голосом. Гнев на медведя, сдерживаемый последние полчаса, быстро обернулся уже знакомым страхом. Оставалось одно: идти как шел, надеясь, что не провалюсь в снег, и молясь, чтобы медведь свалил. Я вытащил мокрую карту из кармана и вместе с компасом взял ее в левую руку — права на ошибку у меня уже не было.

Метров через десять я свернул с тропы и, спотыкаясь, пошел к вершине холма южнее медведя. Зверь так и не шевелился. Я представил себе, как он там злорадствует, пока я изо всех сил стараюсь удрать от него. Я успел рассмотреть снежный покров на холме, и мне показалось, что на востоке снег мельче; я рассудил, что мог бы сократить путь и выйти прямиком к шоссе, избежав купания в сугробах на моренном гребне. Я пересек гребень холма, спустился к лесной ложбине и оглянулся через левое плечо: медведь ушел, спустился с другой стороны холма к озеру. Я с облегчением прошел шагов пятнадцать, затем снова проверил обстановку сзади — и вот он, медведь, все так же прогуливается на вершине холма по моим следам, всего-то метрах в ста от меня.

Десять минут я ломился по азимуту на восток, поочередно посматривая на компас, ориентируя карту по местности и оглядываясь через левое плечо на медведя. Пару раз он подходил ко мне ближе, метров на десять, что чрезвычайно нервировало меня. Я боялся, что не смогу найти правильный путь, что не смогу обогнуть участки самого глубокого снега, и воображал себе, что сотворит медведь, дабы заполучить рюкзачок с едой, висящий у меня на груди. И результат не замедлил сказаться — в какой-то момент я потерял все ориентиры и понял, что ландшафт больше не соответствует тому, что говорит карта. К счастью, я быстро догадался о магнитном склонении — разнице между истинным севером на моей карте и тем севером, на который показывал компас. Через минуту, решив, что определился достаточно точно, я полез в небольшой подъем и вдруг увидел внизу озеро. Откуда оно здесь? Здесь не должно быть никакого озера! Но у берега были видны следы. Отлично! Я оживился, — наверное, там есть люди, которые помогут мне сориентироваться, а то и отпугнуть наконец медведя. Я радостно затопал по снегу, и тут до меня дошло: это мои же следы… а это озеро Брэдли… я сделал полный круг!

Медведь был передо мной в десяти шагах; до сих пор он останавливался, когда я останавливался. Но теперь он спускался с холма — прямо ко мне. Я чувствовал, что готов сдаться, бросить ему рюкзачок с едой — к черту правило не кормить медведей!^[27] — и еще больше мне хотелось плакать.

Медведь был уже в пяти метрах, когда мое отчаяние переросло в гнев. «Пошел вон!» — заорал я ему прямо в морду. Он снова остановился. Вспоминая самую зверскую угрозу, которую когда-либо слышал в кино, я переиначил несколько строк из «Криминального чтива»: «Я позову самых обдолбанных рейнджеров, и они устроят инквизицию твоей медвежьей заднице! Они тебя усыпят и отправят в Айдахо!» Я снова принялся махать руками над головой и кричать, но это медведю уже было знакомо. Он поднял голову, совсем как во время нашего вечернего противостояния на бревне. Слева от меня в коническом углублении, окружавшем сосну, лежал камень. Я добрался до дерева и схватил булыжник размером с мяч — у меня появилось средство самообороны. Затем я поспешно двинулся на юг по своим старым следам.

Медведь не отставал, тормозя лишь тогда, когда я кричал, и был уже слишком близко. Я прикинул, что смогу запустить в него камнем, если зверь подойдет ко мне на два метра. Чтобы бросить камень намного дальше, мне пришлось бы снять рюкзаки и выпутаться из всех лямок. Я сосредоточился на том, чтобы стоять прямо, хотя все глубже погружался в снег, который из-за постоянного дождя превращался в жидкую кашу. В какой-то момент я проломил наст и, промокнув по бедра, крепко застрял. Медведь быстро оценил такой шанс и сократил расстояние — теперь от моей головы до его морды было всего метра три. Я пытался нащупать в снегу камень, но только напрасно шарил руками. Тогда я корпусом развернулся налево и через плечо перекатился на спину, вытаскивая ноги из ям. Я был как черепаха, перевернутая на спину, рюкзаки не давали мне двигаться. Я очень боялся, что медведь не преминет воспользоваться моей беззащитностью и нападет именно сейчас. Кое-как поднявшись и удержавшись на ледяной корке наста, я поднял каменный снаряд к плечу, раскачал его вверх-вниз и метнул в смутный силуэт медведя. И я, и медведь с интересом наблюдали, как мое единственное оружие, прочертив крутую параболу, ухнуло в снег неподалеку от левого медвежьего плеча. Я промазал. Медведь остался на месте.

Я постарался встать поустойчивее у ближайшего дерева и нашел еще два камня поменьше. Вооружившись заново, направился к морене по моим недавним следам, но шаге на пятнадцатом провалился в таком месте, которое до этого выдерживало мой вес. Мы заново проделали привычные маневры: я шлепнулся на спину, медведь подошел очень близко, я с трудом поднялся и бросил в него камень. Правда, на этот раз попал медведю в задницу — и зверь как ракета взмыл на ближайшую сосну. У меня отпала челюсть и глаза выкатились из орбит: за три прыжка он взлетел на десять метров. Я никогда в жизни не видел, чтобы такое большое животное двигалось столь спортивно. Похоже, если дойдет до борьбы в партере, мне ничего не светит. Я снова взял в руку тот же камень и двинулся к югу. Через полминуты услышал за спиной треск веток, оглянулся и увидел, что медведь спускается с дерева. Тут же я снова провалился по пояс, и мы повторили наш отработанный номер. Моя роль: падаю, перекатываюсь, встаю, кидаю камень; роль медведя: лезет на дерево, ждет, спускается, идет за мной. И так раз за разом. Морена была уже близко, так что вдобавок я принялся костерить медведя во всю глотку, надеясь выиграть больше времени для пропахивания глубокого снега. У медведя, конечно, не было со снегом вообще никаких проблем, его вес распределялся по насту на четыре лапы более разумно, чем мой на две.