Читать книгу - "Человек и история. Книга третья. Начало трудовой деятельности - Владимир Фомичев"

Так я ещё удалился от города на приличное расстояние.

Водитель попутной машины указал мне на временное здание:

– Вон там их начальство.

Я зашёл в бытовку, где в полумраке курили несколько человек. За столом у телефона сидел, видимо, начальник. Я протянул ему направление и сказал:

– Мне кажется, это к вам.

– Да, ко мне. Мне по поводу тебя уже звонили, – он приказал одному из сидевших: – Иди заводи, сейчас поедем. – А мне сказал: – отвезу тебя на твоё место работы.

– А это ещё куда? – нервно переспросил я.

– Да тут недалеко, – потом прояснил мне ситуацию. – Я начальник здесь. У меня в подчинении пять карьеров. Вот на одном из них ты и будешь работать горным мастером. Я тебя туда сейчас и отвезу – познакомлю.

Фамилия моего начальника была Слепцов, хотя видел он изрядно, то есть нормально. А вот правой руки у него не было совсем, от самого плеча.

Пока мы ехали, Слепцов знакомил меня:

– Дорога к карьеру хорошая, грейдер называется. Без этого нельзя: продукцию постоянно нужно вывозить.

По пути кое-где встречались небольшие чёрно-серые деревеньки. Какой-то средневековой безысходностью веяло от этих мест. Был уже конец лета. Когда мы приехали, наступил вечер, смена закончилась, так как постепенно стихал шум агрегатов.

– Собери людей, – приказал Слепцов какой-то женщине.

Все собрались в бытовке, расселись по скамейкам, и Слепцов представил меня работавшим в этом карьере. Коллектив пялил на меня глаза, как пролетарий на буржуазию, так как одет я был, по их мнению, слишком легкомысленно для их общества и этой обстановки.

После этой «летучки» я легонько тронул Слепцова за рукав. Он обернулся:

– Что ещё?

– А жить-то мне где? – чуть ли не промямлил я, стараясь не показаться навязчивым из-за своей наивности. Кажется, этот вопрос застал Слепцова врасплох – он об этом даже не подумал.

– Тоня, Антонина, – позвал он женщину, собиравшую людей на собрание, которая тоже оказалась горным мастером в этом карьере. – Его, – он указал на меня, – нужно устроить на квартиру к кому-нибудь.

Антонина с готовностью тут же согласилась:

– Это мы сейчас устроим!

Слепцов быстро юркнул в машину, шофёр дал по газам, и начальник пяти карьеров укатил. Антонина довольно кратко обрисовала ситуацию. Здесь, в зоне карьера, кроме нескольких бытовок, других помещений нет. Все работающие в карьере живут недалеко – в посёлке, в своих домах, как и её родственница, которая тоже работала здесь, в карьере, а сейчас уже на пенсии. Живёт она со своей столетней старухой-матерью, так что место в доме есть. И если я не возражаю, то могу остановиться у неё на квартире.

Так как выбор у меня был чрезвычайно ничтожен, я вынужден был согласиться.

Всё это объясняла мне Антонина, пока мы ехали на рабочем автобусе от карьера до посёлка при живейшем участии остальных пассажиров. Беседа происходила вроде бы как в семейном кругу.

– Я вот тут тебе, Дуська, квартиранта привела. Его прислали на карьер мастером, – поздоровавшись со своей родственницей, аттестовала меня Антонина моей будущей квартирной хозяйке.

Не смея долее задерживаться, Антонина откланялась. Обговорили условия. За угол с фанерной перегородкой была назначена сумма, на которую я согласился.

Цена оказалась довольно приемлемой, даже небольшой, хотя я даже приблизительно не знал размера своего будущего жалованья. Ещё мне предложили за определённую доплату здесь же столоваться. На что я тоже согласился, так как получил разъяснения, что других источников поддержания сил организма в посёлке не предусмотрено вульгарным общепитом. Я отсчитал оговоренную сумму и протянул деньги, на что квартирная хозяйка даже смутилась:

– Да это потом, когда поживёшь, с получки и отдашь.

– Берите, берите, я люблю вперёд платить, чтобы не было сомнения, – галантно расшаркался я.

Когда я впоследствии ознакомился с обстановкой, то понял, что вёл себя весьма карикатурно – очень уж это не соответствовало местным обычаям. На «вы» здесь никто ни к кому не обращался, если это не было обращением к толпе. Мало того – обращались друг к другу по именам уменьшительным, как им казалось, приятельским, невзирая на должность, возраст и пол, если только возраст был не запредельно старческим. Тогда совсем отбрасывались всякие имена и обращались: «ты, дед», или «ты, бабка», а так – Васька, Тонька, Нюрка, Ванька, Манька… Всех вполне устраивало такое упрощение нравов.

Приятно было узнать, что оный посёлок одновременно является железнодорожной станцией, с которой можно было добраться до города на пригородном поезде.

Так итожил я своё положение в нанятом углу за фанерной перегородкой. Нет, я не сокрушался, не тосковал по покинутой мной отдельной двухкомнатной квартире, по налаженной работе участка, где я был начальником, где меня уважали, – всё это осталось там, в прошлом. Хотя не прошло и месяца, как я весь был в этом прошлом. Сейчас в моём сознании доминировало любопытство: интересно, что и как будет сейчас и потом. И как это будет, и будет ли? Цель моей жизни осталась прежней, неизменной: стать литератором.

А для этого как раз и нужны такие вот жизненные перипетии, драмы, лишь бы не трагедии, которые я не очень жаловал, но в то же время от которых в этой жизни уйти невозможно. Только их квота бывает чуть меньше, чуть больше. Три основы для жизнедеятельности были налицо: работа, место для пребывания и питания, для сил восстановления. Непосредственность в общении аборигенов меня мало смущала. В этой наивности было что-то трогательное, простодушное. Горделивость, заносчивость презирались, над высокомерием насмехались. Упавшего поднимали и помогали ему. Цивилизацию принимали небольшими порциями, привнося в свой уклад, долго примериваясь.

* * *