Читать книгу - "Красная пелена - Башир Керруми"

Моя способность к финтам буквально потрясла моих товарищей по команде, как и мое умение бить то с правой, то с левой, не давая сопернику возможности догадаться, в какую сторону я буду пасовать.

В определенный момент я понял, что процентов на пятьдесят стал для них своим.

В начале второго тайма судья назначил угловой. Игрок соперника принял мяч на грудь и отбил в наши ворота, сравняв счет. До конца матча оставалось десять минут, когда я решил рискнуть. Мяч был в моей зоне, но на меня шли сразу два противника. Первого я легко обошел дриблингом, а вот второй подставил мне подножку. Я упал. Судья назначил штрафной. К мячу подошел парень из нашей команды, который обычно бил штрафные. Мне очень хотелось, чтобы на сей раз он уступил это право мне – у меня был богатый опыт таких ударов, и я крайне редко мазал. Несколько секунд я размышлял, как мне убедить этого взрослого, по моим понятиям, дядьку – ему было лет тридцать, если не все тридцать пять. Наконец, я решился. Глядя ему прямо в глаза, я взял его за локоть и сказал:

– Мне кажется, я смогу хорошо ударить.

Он уставился на меня, но я не опустил глаз.

– Ладно, – махнул он рукой. – Давай!

Я понимал, что иду на риск. «Ты просто обязан показать высший класс, – сказал я себе. – Соберись! Не поднимай ногу слишком высоко. Удар должен получиться резаным и мощным».

Я посмотрел на игроков, выстроившихся стенкой. Я находился чуть левее от них. Чтобы заставить их нервничать, я придумал трюк. Обратившись к товарищу, попросил его сказать арбитру, что, на мой взгляд, расстояние до стенки меньше установленного правилами. Он так и сделал. Арбитр измерил расстояние – действительно, оно было на несколько сантиметров меньше требуемого – и заставил стенку чуть сдвинуться назад. Моя затея сработала! Я видел, как игроки соперничающей команды напряглись.

Меня от вратаря отделяло метров двадцать. Я ударил по мячу сухим, слегка резаным и мощным ударом – с такой силой я никогда раньше не бил. Чтобы обойти стенку, я метил в левый верхний угол. Мяч пролетел по траектории, напоминающей траекторию ракеты, слегка задел верхнюю перекладину и упал в сетку ворот.

Мы выиграли.

Товарищи бросились меня поздравлять. У меня же в голове билась одна-единственная мысль: «Возможно, сегодня я лягу спать в тепле и не на голодный желудок, а завтра мне помогут найти работу». Эта мысль согревала, но я не собирался впадать в эйфорию. Я понимал, что мне следует хранить холодный рассудок.

На обратном пути игроки, болельщики и комендант шумно выражали свою радость, а я снова уснул.

В тот же вечер комендант устроил товарищеский ужин, на котором я был главной достопримечательностью. Все вокруг изумлялись моей молодости, моему росту и моей безмятежности.

Один рабочий сказал мне:

– Ты классно играешь! Тебе надо в спортивную секцию!

Перед тем как мы сели за стол, комендант произнес хвалебную речь в мою честь. Потом всем раздали награды – пластиковые пакеты с продуктами: кофе, рисом, медом, печеньем и тому подобным.

Ужин проходил шумно и весело. Я устал от него еще больше, чем от матча.

Наконец комендант отвел меня в мою комнату.

Она была маленькой и очень чистой, явно недавно отремонтированной. Из всей мебели здесь имелось: раковина справа от двери, деревянная кровать возле стены и небольшой комод.

Стоя возле большого окна без занавесок и глядя на бежевого цвета стены, я со страхом думал: неужели мне предстоит застрять в этой комнатушке навсегда? Или мой путь приведет меня куда-то еще? Но куда?

Я слишком устал, чтобы долго размышлять над этими вопросами. Но прежде чем погрузиться в глубокий сон, я успел уловить мелькнувшую в мозгу ясную мысль. Выход из любого положения найдется всегда. Все зависит от меня. Я ни от кого не завишу. И у меня есть крыша над головой.

На следующий день мне предложили работу на стройке. Начинать надо было в ближайший понедельник.

Работа была очень тяжелой.

В первый же день я дважды поранился. В первый раз, поднимая балку, пропорол гвоздем руку. Во второй раз, разбивая молотом стену, уронил себе на ногу камень. Меня пронзила острая боль, как при вывихе. Возвращаясь домой, я вопрошал сам себя: в какой ад я угодил? От усталости я еле шевелился. Одна мысль о том, что завтра – и всю неделю – мне предстоит повторение этого кошмара, на меня нападала безысходная тоска. Может, бросить все это? Но как тогда жить? Чем платить за жилье? Я продолжал размышлять над своим будущим и постепенно пришел к выводу, что мне надо поискать другую работу – не такую выматывающую.

И вдруг меня осенило. А что, если обратиться к коменданту? Пусть поговорит с остальными рабочими и убедит их давать мне работу полегче. Аргумент у меня был самый простой: если комендант хочет, чтобы я забивал голы, он должен меня беречь. Дойдя до общежития, я прямиком направился к нему в кабинет. Он принял меня очень тепло, начал расспрашивать, как у меня прошел день. Я все ему рассказал, намеренно сгущая краски, и под конец открыто попросил уговорить начальника стройки не нагружать меня самой тяжелой работой, иначе я не смогу успешно играть в футбол. Он прямо-таки вскипел от ярости. И сказал, что сегодня же вечером поговорит с начальником стройки – своим хорошим знакомым – и что все устроится.

Действительно, на следующий день мне поручили не такую сложную и физически не такую трудную работу.

Прошло несколько недель. За это время я познакомился с молодым – лет двадцати пяти – тридцати – марокканцем, место которого занял в футбольной команде. Мы сразу прониклись взаимной симпатией. Во время нашего разговора он сказал, что, если я недоволен своей нынешней работой, он может устроить меня мойщиком посуды в ресторан, где трудится сам. Я радостно согласился и попросил его отвести меня к владельцу.

Уже со следующей недели я начал мыть посуду в ресторане. Обстановка здесь была совсем другая. Работа оказалась более монотонной, чем на стройке, и гораздо более утомительной, особенно в обеденное время. Но все эти недостатки искупались тем, что около трех часов пополудни наступал благословенный миг – я садился напротив нашей молоденькой кассирши, голубоглазой и белокурой, и пил кофе с молоком, краешком глаза разглядывая ее. Я восхищался ею, как восхищаются прекрасной картиной в музее. Почему я вспомнил о картине? Потому что образ этой девушки преследовал меня днем и ночью и оставался единственным, что примиряло меня с окружающим миром и человечеством.

Из лишенных корней небес

Родились солнце и луна,

Родились свет и тень,

Родился жизни сок

И страсть к творению

Меж пламенем и горькими слезами.

Через пару дней она, разгадав мою хитрость, стала посматривать на меня с дружелюбным лукавством. Наверное, решила, что я хочу за нею приударить, тогда как на самом деле ни о чем подобном я даже не помышлял. Мне просто хотелось смотреть на нее, пить глазами ее красоту. В каком-то смысле она была моим солнцем – тем самым солнцем, что согревает вас своими живительными лучами.