Читать книгу - "Там, где в дымке холмы - Кадзуо Исигуро"

— Да, конечно.

— К примеру, Эцуко, почему вы никогда не спросите меня о «моем друге», как вы упорно его называете? Смущаться здесь, собственно, совершенно не из-за чего. Ну вот, Эцуко, вы уже начинаете краснеть.

— Уверяю вас, я вовсе не смущаюсь. В сущности…

— Нет, смущаетесь, Эцуко, я же вижу, — Сатико засмеялась и хлопнула в ладоши. — Но почему вы не можете понять, что мне нечего скрывать, нечего стыдиться? Почему вы так вспыхнули? Только потому, что я заговорила о Фрэнке?

— Но я вовсе не смущена. И уверяю вас, что у меня и в мыслях не было…

— Почему вы никогда меня о нем не спрашиваете, Эцуко? Наверняка есть множество вопросов, которые вам хотелось бы задать. Тогда почему вы их не задаете? Так или иначе, все соседи заинтересованы — и вы, Эцуко, наверняка тоже. Пожалуйста, не стесняйтесь, спрашивайте о чем угодно.

— Но, право же, я…

— Смелее, Эцуко, я настаиваю. Спросите меня о нем. Я очень этого хочу. Спросите меня о нем, Эцуко.

— Что ж, хорошо.

— Хорошо? Так давайте же, Эцуко, спрашивайте.

— Хорошо. Как он выглядит, ваш друг?

— Как он выглядит? — Сатико снова рассмеялась. — И это все, что вы хотите знать? Ну, он высокий, как большинство этих иностранцев, волосы у него начинают слегка редеть. Он не стар, как вы понимаете. Иностранцы скорее лысеют — вы это знали, Эцуко? А теперь спросите меня о нем еще что-нибудь. Наверняка есть и другое, что вы хотели бы узнать.

— Э-э, честно говоря…

— Давайте, Эцуко, спрашивайте. Я хочу, чтобы вы меня спросили.

— Но, по правде, я ничего не хочу…

— Нет, что-то наверняка есть, почему вы не хотите спросить? Спросите меня о нем, Эцуко, спросите.

— Собственно говоря, есть один вопрос, который я хотела бы задать.

Сатико, как мне показалось, вдруг напряглась. Руки она держала сложенными перед собой, а теперь опустила на колени.

— Интересно, — сказала я, — говорит ли он хоть немного по-японски.

Ответила Сатико не сразу. Помолчала, потом улыбнулась, и ее скованность как будто исчезла. Она поднесла чашку к губам и сделала несколько глотков. А когда заговорила, голос ее звучал чуть ли не мечтательно.

— У иностранцев с нашим языком большие трудности. — Сатико улыбнулась сама себе. — Японский Фрэнка ужасен, поэтому мы беседуем по-английски. А вы знаете английский, Эцуко? Совсем нет? Мой отец, знаете ли, хорошо говорил по-английски. У него были связи в Европе, и он всегда поощрял меня, чтобы я изучала этот язык. Но потом, выйдя замуж, я, конечно, его забросила. Муж запретил. Выкинул все мои английские книжки. Но язык я не забыла. И восстановила его, познакомившись в Токио с иностранцами.

Мы немного помолчали, потом Сатико устало вздохнула:

— Думаю, мне пора домой.

Она подобрала сверток и, не глядя, сунула его в сумочку.

— Хотите еще чаю? — спросила я.

Сатико пожала плечами:

— Разве что чуточку.

Я снова наполнила чашки. Глядя на меня, Сатико проговорила:

— Если это вам неудобно — я имею в виду вечер, — то и не стоит. Марико теперь вполне способна оставаться одна.

— Нисколько не затруднит. Я уверена, муж возражать не будет.

— Вы очень добры, Эцуко, — вяло отозвалась Сатико. Потом добавила: — Наверное, я должна вас предупредить. У моей дочери в эти дни очень капризное настроение.

— Ничего страшного, — улыбнулась я. — Мне нужно привыкать к детям, у которых может быть любое настроение.

Сатико продолжала медленно пить чай. Похоже, возвращаться домой она не спешила. Отставив чашку, она принялась изучать тыльную сторону ладоней.

— Знаю, это было ужасно — то, что случилось здесь, в Нагасаки, — проговорила она наконец. — Но в Токио тоже было плохо. Неделя проходила за неделей, и было все так же плохо. Под конец мы все жили в тоннелях и заброшенных зданиях — всюду были одни только развалины. Всякий, кто жил в Токио, много неприятного навидался. И Марико тоже. — Она по-прежнему разглядывала свои руки.

— Да, — сказала я. — Время, наверное, было очень трудное.

— Эта женщина. Женщина, о которой, как вы слышали, говорила Марико. Это то, что Марико видела в Токио. Она видела в Токио и другое, страшное, но всегда помнила эту женщину. — Она перевернула руки и всмотрелась в ладони поочередно, словно желая их сравнить.

— А эта женщина — она погибла при воздушном налете?

— Покончила с собой. Говорят, перерезала себе горло. Я ее совсем не знала. Видите ли, однажды утром Марико от меня убежала. Не могу вспомнить почему — наверное, чем-то была расстроена. Так или иначе, она убежала на улицу, а я кинулась ее догонять. Час был ранний, никого вокруг не было видно. Марико бежала по переулку, я за ней. В конце переулка был канал, и возле него на коленях стояла женщина, держа руки по локти в воде. Молодая женщина, очень худая. Я сразу, как только ее увидела, поняла — что-то неладно. И знаете, Эцуко, она обернулась и улыбнулась Марико. Я поняла: с ней что-то неладно, и Марико, наверное, тоже поняла, потому что она застыла на месте. Сначала я подумала, что женщина слепая — такое у нее на лице было выражение, будто глаза ее ничего не видели. И вот, она вынула руки из канала и показала нам то, что держала под водой. Это был младенец. Я схватила Марико, и мы бросились из переулка.

Я молча ждала продолжения рассказа. Сатико налила себе еще чаю из чайника.

— Как я уже сказала, женщина, по слухам, покончила с собой. Спустя несколько дней.

— Сколько лет тогда было Марико?

— Пять, почти шесть. Она много чего видела в Токио. Но всегда вспоминает эту женщину.

— Она все видела? Видела младенца?

— Да. Собственно, я долгое время думала — она не поняла того, что видела. Позже она об этом не заговаривала. Даже, кажется, не особенно тогда была расстроена. А начала об этом говорить примерно месяц спустя. Мы спали тогда в одной старой постройке. Я проснулась ночью и увидела, что Марико сидит и смотрит на дверь. Двери, правда, не было — просто дверной проем, а Марико сидит и на него смотрит. Я сильно встревожилась. Знаете, там любой мог войти в здание без всякой помехи. Я спросила Марико, в чем дело, а она сказала, что там стояла женщина и наблюдала за нами. Я спросила, что за женщина, и Марико ответила, что та самая, которую мы видели тем утром. Наблюдала за нами из дверного проема. Я встала и осмотрелась по сторонам, но нигде никого не было видно. Возможно, конечно, что какая-то женщина там и стояла. Там любой мог войти в здание без всякой помехи.

— Понимаю. И Марико по ошибке приняла ее за женщину, которую вы видели раньше.

— Полагаю, так и произошло. Во всяком случае, с тех пор все это и началось — Марико заклинило на этой женщине. Я думала, она это перерастет, но недавно все опять возобновилось. Если она заговорит об этом сегодня вечером, пожалуйста, не обращайте никакого внимания.