Читать книгу - "Училка тоже человек - Надежда Нелидова"

– Ты, погань! Если это твоих рук дело…

Фантика нашёл на пустыре Олег. Сказал Тане и Изумруду:

– Не говорите Валерику. Ему нельзя такое видеть.

Над пепелищем, прикрученное проволокой к самодельному вертелу, висело застывшее в предсмертной судороге, обугленное, оскаленное то, что осталось от Фантика. Рудика хотели увести, но он злобно вырвался и вернулся.

Таня кусала кулаки, пока Олег и Рудик рыли яму, укладывали Фантика в коробку из-под Таниных итальянских сапог, забрасывали землёй. Лоб мальчика прорезали мученические, недоумённые морщины. По смуглому личику катилась слеза.

С возрастом детская дружба (спали в обнимку, ели почти с одной тарелки) начала охладевать. Таня не то чтобы торпедировала события, но и не препятствовала процессу охлаждения.

Чередой пошли неприятности: трижды Рудика задерживали за ночные грабежи. Как-то пьяным ломился в их квартиру. Побледневший Олег распахнул дверь, схватил Рудика за грудки, едва не завязалась потасовка. Таня вклинилась между ними, повисла на муже. Изловчившись, незаметно сунула в карман Рудику 200 рублей. Тот ушёл, угрожая «расквитаться» – это было не первый раз.

Почему она легкомысленно открыла дверь, будучи дома одна? Думала, это мать. Валерика не было: уже год учился в МГУ. Олег, как всегда, задерживался в своём интернате.

Изумруд толкнул Таню на пол, легко скрутил ей руки.

– Рудик, деньги в туалетном столе…

– А я не падла, чтоб на твои вонючие деньги кидаться, понятно?

– Что мы тебе сделали? За что ты нас ненавидишь?

– Лучше заткнись, не зли меня. Вы, суки, мне всю жизнь наизнанку вывернули, исполосовали! – взвизгнул он. – Кто вас просил? Выискались добренькие, слюни распустили. Приходящего братика для Валерика сообразили? Удобно, верно: готовый братик, в брюхе не надо носить? Надоест – пшёл вон. «Валерику это полезно». Живую игрушку в доме завести, вместо кота?! А хочешь знать, кто Фантика зафуячил? Кто ему кишки выпустил и поджарил? Я!

Таня зажмурилась, подтянула колени к подбородку, беспомощно заплакала, сразу поняв: это правда.

– А золотую цепку помнишь? Думали, на пляже потеряли… Я ж её и подпилил, она на подзеркальнике лежала. В толкучке в автобусе осталось только потянуть: оп-ля! – Рудик оттянул горловину футболки, показал: – Вот она, та цепка… Слушай, – он заинтересованно разглядывал лежащую Таню, – а ты ещё ничего тётка, в соку. Может, того? В тебя своё оружие воткнуть и там два раза повернуть? Гы-ы…

Сколько раз Таня тискала, дразнила брыкающегося Рудика: «Что за красивый мальчик к нам пришёл? Мальчик-цветок? Глазки и ноздри – лепесточки…» И вот совсем близко над ней те причудливо вырезанные лепестками глаза. Раздутые лепестки ноздрей, перегаром несёт из чувственно вывернутых алой розой губ.

Сильная мужская рука сдёрнула с неё юнца.

– Олег, берегись! У него в кармане…

Олег в реанимации с ножевым ранением. Рудик в СИЗО. Только что ушёл врач, прописав Тане полный покой и кучу таблеток от нервов. Она лежала на диване, смотрела в окно. Мучительно припоминала, что они делали не так, в какой момент шагнули не туда?

Поворот ключа в замке: мать. Вот уж кого меньше всего хочется сейчас видеть. Почуял ворон мертвечину. Ну давай клюй, добивай. Торжествуй: на твоей улице праздник.

У изголовья на столик бесшумно выгрузились термосы, кастрюльки, бутылки с соками. Вытянутое бревном тело укрыл тёплый пушистый плед. Сухие материнские губы на Таниного щеке:

– Дочь, держись. Надо держаться. Ничего, переживём. Что нас не убивает, делает сильнее, знаешь? Валерику не звонила? И не надо: пусть спокойно сдаст сессию. Ты лежи, лежи. Сейчас по-быстрому в аптеку, выкуплю твои лекарства. Потом к Олежке в больницу… Что значит не пускают? Пустят, как миленькие: моя ученица главврачом.

– Мама. Рудик… Он совсем один, – Таня попыталась подняться.

Мать, как стояла, так и застыла у окна.