Читать книгу - "Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд"

Природная склонность Хоппера к паранойе усугублялась всё большей алкогольной и наркотической зависимостью. Ему чудилось, что его, как Иисуса Христа, преследуют, что и он гибнет в свои тридцать три года. Даже друзья стали его бояться, полагая, что у него поехала крыша.

Вряд ли стоит говорить, что жизнь с Деннисом была не сахар. Он безумно ревновал жену, особенно к Сильберту. Но Брук оставалась верна Деннису, по её словам, уже только потому, что до смерти его боялась. Измена была равносильна самоубийству — он бы её просто придушил. К тому же на руках было трое ребятишек. Их отец часто засыпал пьяным с сигаретой в руках, устраивая пожар. «Как-то я проснулась, потому что вся комната была в дыму. Деннис спокойно лежал на кровати, а вокруг бушевало пламя. Я столкнула его, чтобы он сам не загорелся. Потом сомневалась — а стоило ли? Интересно, что бы случилось, если бы я этого не сделала?», — вспоминает Брук.

Виски и наркотики стали частью артистической программы Хоппера. Он считал себя продолжателем великой традиции, заложенной актёрами-пьяницами Джоном Барримором и УК. Филдсом ещё на заре кинематографа. Деннис любил ссылаться на Ван Гога, говорившего, что он пропьянствовал целое лето, прежде чем нашёл свой знаменитый жёлтый пигмент.

В свою очередь, Хоппер заявляет, что Хейуорд страдала маниакально-депрессивным психозом: «Тяжко было. Казалось, на вечеринке только что болтала, была в порядке, а стоило уйти последнему гостю, как она погружалась в глубочайшую депрессию. Попробуешь заговорить, так она захлопнет перед носом дверь в свою комнату и не выходит оттуда несколько дней кряду. Настоящий кошмар. Если бы она принимала наркотики или, скажем, выпивала, тогда понятно, но нет, этого не было. Просто у неё была большая и серьезная психологическая проблема. Помню, как-то она приняла пригоршню таблеток. Думаю, пару раз она пыталась покончить с собой». (Хейуорд отрицает, что пыталась кончить жизнь самоубийством.)

Без сомнения, Брук была остра на язык, и Деннису от неё доставалось. Она смеялась над ним, по-всякому принижала его достоинства, подчёркивала, что знает — в жизни ему ничего не достичь. Она ведь росла вместе с Фондой и всё видела: самоубийство его матери, то, как он выстрелил себе в живот в возрасте десяти лет, «парад» его мачех. Для неё что Питер, что Деннис — два сапога пара, — из «лиги неудачников». Вот что она говорила об их будущем фильме: «По-настоящему к «Беспечному ездоку» серьёзно никто не относился. Сделают они его или пет, какая разница? А если и сделают, кто смотреть-то будет?». Деннис сетовал: «В тот день, когда я начал «Беспечного ездока» Брук заявила: «Это погоня дураков за золотом». И такое сказать о событии, которого я ждал пятнадцать лет, да что там пятнадцать лет — всю жизнь!».

А вот слова Фонды: «И моя жена была не в восторге от фильма, правда, я ей за это нос не ломал».

Хоппер горел желанием снимать — он понимал, что «Беспечный ездок» может оказаться его единственным и последним шансом. Фонда и Хоппер договорились с Терри Сазерном, весьма модным писателем, на счету которого были уже «Доктор Стрейнджлав», «Малыш Цинциннати» и «Любимая», что тот возьмётся за перевод общей идеи и их набросков в полноценный сценарий и продюсирование картины. Будущему фильму дали рабочее название «Одиночки». Но тут глава «Эй-Ай-Пи», Сэм Аркофф, начал ставить палки в колёса. Сначала ему не нравилось, что главные герои занимаются тяжелыми наркотиками:

— Зритель никогда это не примет.

— Да плевали мы на все эти правила, к чертям их! Пойми, не должно быть никаких правил. Главное — быть честным перед самим собой! — парировал Фонда.

Затем «Эй-Ай-Пи» поставила условие — если картина не будет сдана в срок, компания имеет права забрать её у авторов. Фонда говорил, что не может на это согласиться, но деваться им, по большому счёту, было некуда.

* * *

В Лондоне лента «Бонни и Клайд» стартовала 15 сентября и стала хитом, можно сказать — феноменом. Все надели берет Бонни, это было модно, хиппово. Однако повлиять на прокатную судьбу картины в США не могла даже столь мощная поддержка масс — время было упущено.

Прошло уже несколько недель, как картину сняли с проката, когда 8 декабря упоминание о ней появилось на обложке журнала «Тайм». Изображен на ней был, правда, лишь шёлковый киноэкран Роберта Раушенберга[14], но ключевая тема номера говорила за себя аршинным заголовком — «Новое кино: насилие… секс… искусство». Автором был Стефан Канфер. В своей статье Канфер ссылался на сцены лесбийской любви из «Лисы», шокирующие моменты из фильма «В упор», насилие в «Бонни и Клайде»; отмечал новаторство и эксперименты таких работ, как «Фотоувеличение» и «Битва за Алжир». Тем самым он подкреплял свой тезис о том, что европейское «новое» уже проникает и в традиционную американскую кинематографию. Именно в этой статье Канфер выделил основные черты «нового кино»: пренебрежительное отношение к «священным коровам» всей предыдущей истории кинематографа — фабуле, хронологии событий и мотивации действий; жанровое смешение комедии и трагедии; невозможность провести чёткое различие между героем и негодяем; сексуальность напоказ, а также новый, ироничный взгляд на происходящее, как бы со стороны, исключающий вынесение очевидных суждений. «Тайм» назвал «Бонни и Клайда» «этапной картиной» и «лучшим фильмом года», ставя в один ряд с такими лентами, как «Рождение нации» и «Гражданин Кейн». А финальную сцену засады Канфер вообще сравнил с древнегреческой трагедией.

После сокрушительной победы журнала с «Бонни и Клайдом» над газетными киосками Битти решил нанести визит Элиоту Хаймену и заявил: «Необходимо пересмотреть дело. Ясно, что отношение к картине было не надлежащим. Нужен повторный выход в прокат». У Хаймена глаза на лоб полезли — повторных выходов не бывает! А Битти тем временем продолжал: «Налицо конфликт интересов — ты заключил контракты на параллельный прокат «Бонни и Клайда» и «Отражений в золотом глазу» компании «Севен артс». Имей в виду, неприятности я тебе обещаю». Хаймен — ни в какую. Он и так пришёл в ужас, когда узнал о доли Битти в прибыли от проката. Действительно, доля актера быль столь велика, что студия могла ничего не заработать, даже если прокат пошёл бы удачно. Наконец, Хайман произнёс: «Хорошо, повтор будет, если ты согласишься на сокращение своей доли».

Теперь не соглашаться настала очередь Битти, что он и сделал, коротко заявив: «Элиот, я подам на тебя в суд». Хаймен встретил сказанное спокойно и, взвешивая про себя все «за» и «против», начал играть с карандашом — подбрасывал его вверх, ловил, крутил и вертел.

«И что ты собираешься мне предъявить?» — произнёс, наконец, Хаймен.

Битти блефовал. Он и понятия не имел, что предъявит, но, даже смутно представляя себе прошлое Хаймена, в котором — это он знал точно — имелись довольно сомнительные связи, Битти решил, что за Элиотом наверняка есть такое, что и подумать страшно. Битти посмотрел Хаймену прямо в глаза и сказал: «Думаю, сам знаешь». Через пару недель картина повторно вышла в прокат. «С такими ребятами, как Элиот, только так и нужно. Там, где ни копни, везде наткнёшься», — говорит Битти. «Бонни и Клайд» вышел в день объявления Киноакадемией претендентов на премию «Оскар» и прошёл по десяти номинациям.