Читать книгу - "Сибирский редактор - Антон Нечаев"

Первым потерпевшим оказался Меркулович. Но здесь и свои «помогли», на ровном месте старика подкосили. В конце декабря Меркулович уехал в Москву на Русский Букер, а пока его не было, вездесущее Молодое Дарование, которое сроду ничего не читало, кроме фантастики, зачем-то взялось за роман Меркуловича, опубликованный в журнале «Днепр». И углядело Молодое Дарование в том романе неприкрытые намеки на своих знакомых, сокурсников по Литературной школе, в которой Дарование училось, а любовница Меркуловича Марина директорствовала. В частности главный герой романа, человек лет под семьдесят, преподаватель, писатель, короче вылитый Меркулович, пежит одну юную особу, в коей Дарование признало звезду Литературной школы Настю, которую Дарование пежило и само (видно от всех этих расстройств Настя впоследствии и подалась в дайки). В романе герой с возбуждающим аппетитом наслаждается ароматами Насти, сладостно полизывает несовершеннолетнюю девочку, попутно втемяшивая ей секреты литературного мастерства.

О романе прознала вся меркуловичевская компашка. Марина как ответственная за ребенка прилетела в редакцию с негодующими искрами в лексике и во взоре, швырнула ключи от редакции (у нее, как у любовницы и доверенного лица они, естественно, были) и заявила, что выходит из всех, возглавляемых Меркуловичем организаций.

Сам ребенок тоже не остался в стороне. Ради того, чтоб замочить своего зарвавшегося наставника, Настя на время даже покинула Дивногорск, где, увлекшись лесбийскими играми, проживала в сексуальном довольстве и эротическом счастье уже полгода. На электронный адрес Рината полетели оскорбления и угрозы со всех сторон. А Ринат все еще праздновал в столице свой букер.

Я представил, что будет с мягкосердечным стариком, когда он приедет. И написал ему, пытаясь предупредить и поддержать. Написал следующее: «Ринат Меркулович, дорогой, тут без вас творится какая-то херня, все ваши ученики на вас ополчились якобы из-за вашего романа. У них какое-то всеобщее помешательство. Не берите ничего в голову. Поступайте, конечно, как знаете, но я бы на вашем месте всех этих пидорасов и пидорасок поувольнял или просто выкинул из своей жизни».

Шеф, не склонный к резким решениям, меня не послушался. Возвратившись из Москвы в глубоком коньячном хмелю, шеф запереживал, забегал. Из журнала начал звонить Марине, просить прощения, умолять. По его жалким репликам ответы Марины легко угадывались:

«Нет! Нет, старый козел! Нет, извращенец, растлитель малолетних! Нет, никогда. Сколько? Нет. Я сказала, нет! Сколько, сколько? Ладно, в последний раз. И больше, запомни, чтобы ни-ни, ты понял, ишак мусульманский?»

После такого подкоса, Меркулович обмяк, полысел характером. Ведьма Марина под угрозой кастрации запретила старику даже в мыслях обсуждать, критиковать своих. Учащиеся Литературной школы отныне в прямом смысле ездили на Меркуловиче, по двое, по трое усаживаясь ему на гнилой хребет, заставляли показывать Троянского коника, понукали, как купринского пекинесса Арто, прыгать через скакалку, зубоскалили насчет его забывчивости, надвигающегося маразма. Провинившийся шеф все сносил без единой жалобы. Жесткая маринина установка была ясна и доходчива: «Петрова – враг. Увидишь ее – убьешь ее. Она твоя цель.»

Петрова как назло не показывалась. У нее вот-вот должны были родиться еще четверо маленьких развеселых щеняток-ребяток, и перед серьезными родами она легкомысленно смылась на месяц в Доминиканскую республику отдохнуть, чем дала лишний повод для злобства. Марина за свой счет никогда дальше Ачинска не выбиралась, а за общественный ее сроду не возили. Чем шеф мог ей помочь? Горючим отчаяньем и вялыми попытками овладеть своей своенравной зазнобой, на которые особа реагировала презрительно-раздраженно: «И это все?».