Читать книгу - "Идиоты. Пять сказок - Якоб Аржуни"

Фрау Радек доковыляла до парка на Байеришер-плац и решила немного передохнуть. Она села на скамейку и стала наблюдать за стайкой бритоголовых юнцов, пивших пиво и горланивших что есть мочи. Война их, кажется, совсем не беспокоит. Главное, что-то произошло. Если снять очки, то их не отличишь от группы Виктора. Да и от их пения. А ведь она ему предлагала: присоединяйся к «Бандьера росса», лучшего производителя и менеджера, который будет готов выпускать сколько угодно твоих пластинок, тебе не найти, а параллельно получишь приличное образование в консерватории. Не захотел. Даже когда она открыла ему глаза на истинное положение дел: что он катится в пропасть, что у него, двадцатилетнего необученного музыканта без диплома, нет никаких шансов, что он даже ноты читать не умеет, что он — не гений и никто не ожидает появления именно такого автора, что мир и жизнь жестоки, что повсюду враги и завистники и что самое позднее в тридцать, когда пройдет обаяние молодости, он окажется на улице без средств и будущего. И, строго говоря, она была права. В тридцать лет он оказался, по крайней мере как художник, без средств и без будущего. Правда, не совсем на улице, но позвольте ей усомниться в том, что эти роскошные отели, в которых его всегда поселяет фирма, полезны для неустоявшегося характера. Поэтому он и думает, будто что-то собой представляет и может полностью отказаться от советов и помощи своей матери. При этом: кто лучше ее знает этот бизнес? Двадцать восемь лет! Уж она-то понимает, о чем говорит. И желает сыну только добра. В отличие от шефа его фирмы звукозаписи. Вот потому ей и пришлось написать этому шефу честное письмо. То, что Виктор после этого прекратил всяческие с ней отношения (правда, их и до того было немного), конечно, оказалось для нее ударом, но чего не сделаешь, чтобы защитить своего сына от опасности. Причем в письме не было ничего особенного, разве что парочка совершенно нормальных замечаний, вполне допустимых в музыкальном бизнесе на руководящем уровне, где все когда-то имели друг с другом дело. И поэтому она была так разочарована, что шеф фирмы звукозаписи рассказал Виктору о письме. Что, больше вообще никому нельзя доверять? И все эти волнения только потому, что она, заботясь о карьере сына, посоветовала пока не выпускать больше дисков Виктора, ведь в музыкальном отношении они настолько плохи, что скоро его репутация будет окончательно испорчена. Ну а что делать, если это правда! А она-то уже навоображала себе, как все будет прекрасно: как они поедут с Виктором куда-нибудь в деревню и она будет помогать ему вернуть уверенность в себе, как они потом где-нибудь сядут вдвоем и наконец-то спокойно поговорят обо всем, что было между ними не так за последние годы, как затем они начнут вместе работать над новым диском. Кстати, тогда Виктор на какое-то время расстался бы с этой Наташей. Ужас, что за баба! Только потому, что ее муж больше не захотел разговаривать со своей матерью, она тоже вдруг начала еле цедить по телефону. Надо же, оказывается, сегодня еще бывает такое. Ни намека на самостоятельность и женскую солидарность. Ну и как такая женщина может помочь Виктору? Надо думать, он ей кажется гением, даже когда насвистывает «Маленького Гансика». Но при этом настолько бессердечна, что не сообщала ей ничегошеньки о сыне: спросите его сами. К тому же и глупо! «Спросите сами», когда он с ней больше не разговаривает.

Фрау Радек поднялась со скамейки и побрела дальше. Выйдя из парка, свернула на какую-то улицу. Она была здесь полгода тому назад, когда смотрела однокомнатную квартиру, вскоре после того, как Виктор купил себе дом в Париже. Потому что, так ей тогда взбрело в голову, ей больше не нужны были ее пять комнат. Она ведь может занять две или три комнаты в доме Виктора и будет лишь изредка наезжать в Берлин. Это было сразу после того, как Виктор позвонил. Почти два года ничего, и вдруг:

— Я слышал, ты закрываешь магазин?

Вот видишь, подумала она, ты никогда не хотел этого признавать, но это не просто какой-то магазин, это — «Бандьера росса», и все говорят о том, что он закрывается. Но ответила она иначе:

— Что, теперь тебе грустно? Мог бы еще успеть заглянуть.

— Мне не грустно. Я просто спрашиваю, что ты собираешься делать без магазина.

— Обо мне не волнуйся. У меня тысяча планов. Может, выучусь играть на гитаре и запишу собственный диск…

Она рассмеялась, хотя на самом деле говорила всерьез.

— Ну-ну… — только и сказал Виктор, но она знала, что это произвело на него впечатление. В конце концов, это тоже кое-что значит: старуха, которая всем покажет, как надо работать. Особенно что касается текстов, тут у нее было несколько идей. И мелодий — что ни говори, двадцать восемь лет ежедневного общения с музыкантами и покупателями; конечно, она знала лучше любого другого, что нужно, чтобы люди подхватили песню. Виктору еще придется с ней считаться. Может, поэтому он так сдержанно отреагировал. Так сказать, сильный конкурент.

— Ну, тогда все хорошо. Я думал, ты обанкротилась.

— Обанкротилась? Я? — Она снова рассмеялась. — Ты был бы доволен!

— Что? Нет. Собственно, мне это совершенно безразлично. Вот только Наташа подумала… А, все равно.

У него был утомленный голос. Вероятно, из-за Наташи. Она и впрямь утомляла. Поэтому он, наверно, и позвонил: не знал, что делать дальше со своей жизнью. А к кому обращаешься в таких случаях? Разумеется, к тому, кто тебе ближе всех. Но все равно: она не даст ему так быстро закончить разговор, ведь он не давал о себе знать почти два года.

Она сказала как бы вскользь:

— Я думала, может, мое банкротство стало бы для тебя наконец-то победой надо мной, о которой ты, кажется, мечтаешь много лет.

— Ах да. — Казалось, Виктор отодвинулся от телефона. — Ну, не знаю, если ты еще не передумала разговаривать с ней…

— Ну-ну, не надо сразу же заканчивать разговор! Виктор! Пора перестать убегать от своих проблем!.. Виктор!

— Алло?

А этой что надо?

— Привет, Наташа! Давно мы не разговаривали. — Все очень дружелюбно. Перед ней она просто обязана сохранять достоинство.

— Ну да, все так сложно.

Сложно? Что сложного в том, что она и Виктор поссорились? Такое бывает. Но эта вот бабенка, наверно, думает, что мир перевернулся.

— Ох, я Виктора знаю немного дольше, чем ты… Все совершенно нормально.

— Ага. Во всяком случае, у тебя, видимо, все не так уж плохо.

— Плохо? С чего бы это?

— Из-за магазина. Это же твой магазин.

— Но, дорогая, моя жизнь так богата, магазин был только одной важной ее частью. Но есть еще много другого, не менее важного, и у меня наконец появится для этого время. Не знаю, можешь ли ты это понять.

Тут Наташа вздохнула. Она это любит. И всегда так страдальчески. Больше всего хотелось ей сказать: «Побольше оптимизма, деточка! Побольше энергии. Посмотри на меня. С твоими вечными страданиями ты Виктора надолго не удержишь, это я могу тебе обещать».

— Я стараюсь, — ответила Наташа. — Виктор тебе рассказал, что мы купили дом в Париже?