Читать книгу - "Иди на Голгофу - Александр Зиновьев"

— Мы тебя, Лаптев, под землей найдем, — сказали мне эти люди, — от нас не спрячешься. Но не бойся, сегодня мы тебя не берем, а приглашаем для консультации.

Меня посадили в черную «Волгу» и повезли в район, где расположены загородные дома высших чиновников города. И вот меня ввели в кабинет самого товарища Корытова. — Вы абсолютно здоровы, — сказал я ему вместо приветствия. — Сам знаю! — грубо ответил товарищ Корытов, — Я тебя не за тем позвал. Вот что, Лаптев! Есть важное партийное поручение. Выручишь — награжу, нет — пеняй на себя. Завтра в городском театре выступает Ермилкин. Как, ты не знаешь, кто он такой?! Тем лучше. Так вот, ты должен сделать так, чтобы он в ответах на вопросы… В докладе ничего не сделаешь, он его читать будет, а в ответах можно. Так вот, в ответах на вопросы Ермилкин должен допустить серьезную идеологическую ошибку.

— Кто меня туда пустит?! — пробовал отделаться от такой задачи я. — Откуда мне знать вопросы, что считать ошибкой? Я же не знаю и знать не хочу вашего учения! Я же не знаю, что у вас считается истиной и что заблуждением!

— Все будет устроено, Лаптев, — спокойно сказал товарищ Корытов, — Будешь сидеть в ложе, совсем рядом с трибуной. Вот тут вопросы, которые будут заданы Ермилкину. А вот ответы на них, которые заготовлены заранее Ермилкину. — Так как же… — заикнулся было я.

— Мы все продумали, Лаптев, — оборвал мою попытку Корытов, — Когда руководители отвечают на вопросы «трудящихся», они стараются делать вид, будто отвечают без бумажки, кое-что стараются запомнить, допускают некоторые вольности и иногда даже импровизируют. Психологический контроль ослаблен. Вот тут-то их можно сбить с панталыку. Умело, конечно. Вот тебе ответы на вопросы, которые ты должен внушать Ермилкину. Понял? Хотя бы один. Но обязательно хотя бы один. Иначе… Что тебе нужно для этого?

— Отдохнуть и сосредоточиться, — сказал я, почувствовав себя бездарным учеником великого маэстро Корытова.

Отсыпался я на даче у Корытова под охраной (как бы не сбежал). Первый раз за полгода принял ванну. Мне хотели сбрить бороду, но я запротестовал: без бороды я потеряю свою «психицкую силу». Вечером, одетый с иголочки, и даже с галстуком, я сидел в ложе бенуара, всего метрах в шести от трибуны, с которой начал произносить пламенную речь секретарь обкома партии по идеологии (как я узнал от охранников) товарищ Ермилкин. Начал и… споткнулся на слове «реорганизация». Он несколько раз пытался преодолеть его и каждый раз допускал ошибку. В ложу ворвался побледневший помощник Корытова. — Тебе, м…к, сказано было… — зашипел он мне в ухо. — Я тут ни при чем, — зашипел я в ответ, — это он сам… Наконец товарищ Ермилкин одолел коварное место доклада, и речь его снова ликующе-уверенно загремела в зале.

Пока товарищ Ермилкин читал речь (он еще раз пять споткнулся аналогичным образом) я изучал его и пытался установить с ним духовный контакт: мне нужно было, чтобы он сам почувствовал мою заинтересованность в нем и чтобы я ощутил в себе способность воздействовать на его душу. Контакт не получался. Я почувствовал, что это существо либо покрыто некоей духовно непроницаемой оболочкой, либо у него нет вообще такого органа, на который можно было бы оказать духовное влияние.

— Ну как, — зашептал помощник Корытова, — подготовился? Сейчас начнутся ответы на вопросы. Действуй!

— Он не поддается духовному воздействию, — прошептал я в ухо помощника. Тот умчался куда-то, вернулся бледный, запыхавшийся.

— Ищи. Лаптев, выход из положения, — зашептал он, — ищи! Иначе!..

— Я могу работать вон с тем жирным типом в президиуме, который перебирает бумажки, — прошипел я. Помощник опять убежал.

— Ладно, — сказал он, вернувшись, — Действуй хотя бы так. Пусть он спутает бумажки с вопросами, понял? Пусть седьмую положит на место пятой, пятую на место девятой, а девятую- на место седьмой. Действуй!

Эта задача для меня оказалась примитивной. После первого нелепого ответа Ермилкина в зале началось веселое оживление. После второй нелепости начался сдержанный смех. До третьей нелепости дело не дошло: объявили, что вопросы исчерпаны, устроили товарищу Ермилкину овацию и прикрыли совещание. Помощник Корытова похвалил меня за то, что я нашел выход из затруднения, но в наказание не выплатил гонорар. Думаю, что он зажал его себе. Я не стал настаивать: я был рад, что меня отпустили с миром. По дороге в свою «берлогу» я думал над проблемой духовного опустошения и духовной непроницаемости советских чиновников. Для религии тут, конечно, не остается никакой надежды.