Читать книгу - "Потрясающие приключения Кавалера и Клея - Майкл Шейбон"

Он подумал о прямоугольных ящиках комиксов, что насобирал наверху, в двух комнатушках, где пять лет ютился под фальшивым дном своей жизни, откуда его вызволил Томми, а затем, в свой черед, – о тысячах тысяч прямоугольничков, аккуратно расставленных по листам бристольского картона или нагроможденных рядами по истрепанным страницам комиксов, которые он и Сэмми заполняли последнюю дюжину лет: о прямоугольниках, до отказа набитых сырьем, ошметками мусора, из которого оба они, каждый по-своему, творили всевозможных големов. В литературе и фольклоре значение и обаяние големов – от создания рабби Лёва до существа работы Виктора фон Франкенштейна – крылось в их бездушности, в их неутомимой нечеловеческой силе, в их метафорической связи с самонадеянным человеческим честолюбием и в пугающей легкости, с которой они ускользали из-под власти перепуганных и восхищенных создателей. Однако Джо представлялось, что все это – и менее всего Фаустова спесь – не есть подлинные резоны, что снова и снова побуждали людей рисковать и творить големов. Для Джо лепка голема была жестом надежды вопреки безнадежности, надежды во времена отчаяния. В големе воплощалась жаркая мечта о том, что несколько волшебных слов и искусная рука способны создать нечто – одно-единственное несчастное, немое, могущественное что-то, – которого не коснутся ни губительный суд, ни болезни, ни жестокости, ни неизбежные неудачи большого Творения. Голем, если уж докапываться до сути, озвучивал тщетное стремление бежать. Ускользнуть, как Эскапист, освободиться от оков реальности и смирительной рубашки законов физики. Гарри Гудини странствовал по «Палладиям» и «Ипподромам» этого мира, таща целый грузовой трюм ящиков и коробок, набитых цепями, железяками, ярко раскрашенными картами и прочим ерундовым реквизитом, и двигало им это самое так и не осуществленное желание: поистине сбежать, хотя бы на миг; высунуть голову за грань этого мира, где физика столь жестока, заглянуть за его пределы в таинственный мир духов. В газетных заметках о предстоящем сенатском расследовании по поводу комиксов, в литании травмирующих последствий подобного чтения для юных умов неизменно фигурировал «эскапизм», живописалась пагуба удовлетворения порыва к побегу. Можно подумать, в жизни бывает служба благороднее и необходимее.

– Еще что-нибудь хотите? – спросил продавец, когда Джо отер губы и бросил салфетку на тарелку.

– Да, сэндвич с яичницей, – сказал Джо. – И побольше майонеза.

Спустя час после ухода, с коричневым бумажным пакетом, где лежали сэндвич с яичницей и пачка «Пэлл-Мэлл» – наверняка Сэмми уже докурил все, что было, – Джо в последний раз вернулся в контору 7203. Сэмми снял пиджак и туфли. Галстук кольцами свернулся вокруг него на полу.

– Надо делать, – сказал он.

– Что делать?

– Я через минуту скажу. Я, по-моему, почти всё. Я почти всё?

Джо наклонился посмотреть, далеко ли Сэмми продвинулся. Голем подошел к извилистой лестнице-недоделке – расщепленное дерево, торчащие гвозди (нарочно почти как у Сегара или Фонтейна Фокса), – которая приведет его к обветшалым Вратам Небесным.

– Ты почти всё.

– Когда нет слов, идет быстрее.

Сэмми забрал у Джо пакет, развернул и заглянул внутрь. Достал сэндвич в фольге, пачку сигарет.

– Я падаю к твоим ногам. – Он пальцем постучал по пачке. Разодрал ее и вытащил сигарету губами.

Джо отошел к груде ящиков и сел. Сэмми поджег сигарету и пролистал – слегка небрежно, по мнению Джо, – последний десяток страниц. Положил сигарету на завернутый сэндвич и сунул листы обратно в последнюю папку. Ткнул сигаретой в рот, развернул сэндвич и откусил четверть, жуя и куря одновременно.

– Ну?

– Ну, – сказал Сэмми. – У тебя там еврейства выше крыши.

– Я знаю.

– У тебя что, рецидив?

– Я каждый день ем свиную отбивную.

Джо залез в ближайший ящик и достал книжку без супера – истрепанные страницы, треснувший корешок.

– «Мифы и легенды древнего Израиля», – прочел Сэмми. – Энджело С. Раппопорт. – Он полистал, поглядывая на Джо с неким почтительным скепсисом, будто решил, что отыскал тайну спасения кузена и теперь просто обязан усомниться. – Ты теперь увлекся этим?

Джо пожал плечами.

– Это все вранье, – кротко ответил он. – Наверное.

– Помнится, когда ты только приехал. В первый день. Мы пошли к Анаполу. Помнишь?

Джо сказал, что этот день, естественно, помнит.

– Я тебе дал комикс про Супермена и сказал придумать нам супергероя, а ты нарисовал Голема. И я решил, что ты идиот.

– И я был идиот.

– И ты был идиот. Но то было в тридцать девятом. В пятьдесят четвертом я считаю, что Голем – не такой уж идиотизм. Вот давай я тебя спрошу. – Сэмми взглядом поискал салфетку, подобрал галстук и отер сальные губы. – Ты видел, что делает Билл Гейнз в «Энтертейнинг»?

– Конечно.

– Они там не детскими игрушками балуются. У них первоклассные художники. У них Крэнделл. Тебе же он всегда нравился, я знаю.

– Крэнделл – первый класс, несомненно.

– И то, что они выпускают, – это читают взрослые. Зрелые люди. Оно мрачное. И жестокое, пожалуй, но ты вокруг посмотри – мы в жестокие времена живем. Видел Груду?

– Обожаю Груду.

– Груда – в смысле, ну ты сам подумай, это что, комиксовый персонаж? Он же кто? Разумная куча грязи, травы и, я не знаю, осадочных пород. Еще с таким клювиком. Все ломает. Но задуман как герой.

– Я понимаю, что ты говоришь.

– Я вот что говорю. На дворе тысяча девятьсот пятьдесят четвертый год. По городу разгуливает куча глины, и детки в восторге. Ты вообрази, что они подумают про Голема.

– Ты хочешь опубликовать.

– Может, не прямо в таком виде.

– А.

– Тут все ужасно еврейское.

– Это правда.

– Ты прямо дока – я и не знал. Каббала… так называется? Ангелы эти и… они кто вообще – ангелы?

– В основном.

– Я вот что думаю. Тут есть здравое зерно. И не только Голем. Ангелы твои – у них имена-то есть?

– Есть Метатрон. Уриил. Михаил. Рафаил. Самаил. Этот плохой.

– Который с бивнями?

Джо кивнул.

– Вот он мне нравится. У тебя ангелы, знаешь, смахивают на супергероев.

– Ну, это же комикс.

– Я вот что думаю.

– Евреи-супергерои?

– Чего? Супергерои – они все евреи. Супермен, ты считаешь, не еврей? Приехал из старой страны, переименовался. Кларк Кент – только еврей выберет себе такое имя.

Джо указал на разделявшую их кучу распухших папок:

– Но, Сэмми, там половина персонажей – раввины.

– Да и пускай, мы слегка пригладим.