Читать книгу - "Загадать желание - Ольга Кай"

Черный силуэт Горыныча отчетливо вырисовывался на фоне неба – широкие плечи, взъерошенные волосы, задумчиво нахмуренные брови. В пальцах – измочаленный колосок: Арис все вертел его, потом выронил. И обернулся. Лица его в темноте нельзя было разглядеть, только глаза едва заметно поблескивали.

Пустошь…

Я вздрогнула. В лесу было тихо, лишь недовольный шепот сочился из густых теней под древесными кронами:

Пустошь. Идем. Пустошь.

«Тише».

Пустошь. Скорее.

«Я не могу идти без остановки. Завтра пойдем. Завтра».

Пустошь! Скорее! Пустошь!

Арис огляделся и потянулся к завернутому в ткань Максимову мечу, но голоса стихли, и бурлящая под землей чернота затаилась, улеглась, соглашаясь подождать до завтра. На этот раз соглашаясь… Неужели каждый вечер придется спорить и уговаривать?

Лес больше не ощущал опасности, а может, не настолько сильно, чтобы это мог почувствовать человек. Чужое оружие так и осталось лежать на земле, спрятанное от посторонних глаз. Где-то над лугом, у самого горизонта, небо заалело, словно вернулось закатное зарево.

Арис поднялся, два шага – и присел рядом.

– Я тебя обидел?

– Нет, – хотелось качнуться, прильнуть к нему, спрятаться от нахлынувшего страха, но теперь это слишком много значило бы и для меня, и для него. – Нет, Арис, я не хочу, чтобы ты думал, будто я обиделась или еще что-то такое. Просто как-то все внезапно…

Угадать выражение его лица в темноте было невозможно, и я опустила голову, уставившись в землю.

– Не знаю, что на меня нашло вчера. Не знаю, как теперь быть и что делать. Никогда не думала, что…

Что я могу вот так, вдруг, броситься в твои объятия и ни чуточки об этом не сожалеть? Что ты можешь быть не только другом, не только спутником, что ты можешь меня полюбить?

Листья шелестели над головой…

«Я люблю тебя, Женька».

– Арис, а ты правду сказал?..

– Кажется, я тебе не врал до сих пор.

– Ты… правда меня любишь?

Он поднял руку, пальцы коснулись моих волос.

– Правда.

Наверное, я хотела услышать другие слова. Но и этого единственного хватило, чтобы сердце кувыркнулось и замерло. И все-таки… я отодвинулась, едва-едва, но Арис заметил и убрал руку. Сел, прислонившись спиной к дереву.

За лугом горело все ярче. Горыныч отвернулся и смотрел туда, но мне сейчас не было дела до пожаров. Хотелось нарушить это неприятное молчание и как-то закончить неудачный, неловкий разговор, но я легла на коврик, подложила под щеку ладонь. Смотрела на темный профиль сидящего под кленом человека и радовалась тому, что сейчас мы – вдвоем, и что вне зависимости от моих сегодняшних слов и поступков, от сомнений и недоговорок – завтра утром Арис все так же будет рядом. Нет, не потому, что любит. Просто потому, что это – Арис.

* * *

Спалось плохо. Сомнения, опасения, неприятный осадок, оставшийся после вечернего разговора – все перепуталось, и то и дело откуда-то из-под земли слышалось недовольное ворчание и шепот: «Пустошь, Пустошь». Не раз и не два эти настойчивые, требовательные голоса вырывали меня из сна, заставляя открыть глаза, смотреть на жемчужные узоры незнакомых созвездий и уговаривать мысленно: «Завтра, завтра»…

Первое, что я увидела утром, было небо – высокое и прозрачное. Горыныч сидел рядом, неторопливо разворачивая завтрак. Достал из сумки затерявшуюся на дне конфету в зеленом фантике и положил на расстеленное полотенце, ближе ко мне.

– Выспалась? – спросил.

Я кивнула и осторожно уточнила:

– А что?

– Да так, – он нахмурился. – Шумело что-то в лесу. Змеи почуяли, как будто прямо здесь, под землей.

На всякий случай я пожала плечами. Горыныч щурился, словно от яркого солнца, хотя мягкие утренние лучи едва пробивались под густую листву. И не смотрел в глаза.

Конфета одиноко лежала на усыпанном крошками полотенце. Я подняла ее. Зашелестел радостно блестящий фантик, запахло шоколадом.

– Давай пополам?

– Давай, – согласился Арис и подставил ладонь.

Но раньше, чем я успела располовинить конфету, на ладонь Горыныча упал кленовый лист. Ярко-желтый. И мы с Арисом одновременно подняли головы.

Крона приютившего нас старого клена была вызолочена на треть.

– Что это? Ранняя осень?

– Вряд ли. Вчера этого не было, – Горыныч подошел к дереву, тронул кору.

Наше, – сказали тени.

Арис звал Буся, после – хозяина леса. Никто не откликнулся. А я поняла, что очень скоро в лесу будет еще одно мертвое дерево.

К дороге возвращались торопливо, глядя по сторонам, отмечая золотые пятна в зеленых кронах. За поворотом вновь открылся вид на долину, где вчера была аномалия: кусочек нашего мира исчез, но вместо сочно-зеленого луга желтел сухостой, грязно-рыжие сады казались безжизненными, и только речка змеилась по долине, отражая небо.

Среди желто-серой травы поблескивали под солнцем несколько черных валунов – словно огромные осколки каменного угля. Спустившись с холма, мы с Арисом подошли ближе – рассмотреть. Под землей торжествующе бурлило и шипело. Моя б воля – бежали бы отсюда сломя голову. Но Горыныч не слышал голоса черноты, а потому смело шел по мертвой траве прямо к этим странным камням.

Не дошел – остановился в нескольких шагах, развернулся и, взяв меня за руку, потащил прочь.

– Это тоже аномалия, – проговорил он. – Только из какого-то другого мира.

Чернота покружила у камней, а потом вновь поползла следом за нами, настойчиво подгоняя:

Пустошь, скорее!

Речку перешли по шаткому мостику.

Чужое, чужое…

Доски подо мной скрипели, колени подгибались. Вцепившись в поручень, я смотрела в отражение неба, и под легкой рябью мне почудилось что-то страшное, злое…

Чужое, чужое…

Нога соскочила с узкой доски, но Арис подхватил меня, не дав упасть в воду. Взял под локоть и помог дойти до берега.

– Голова закружилась, – я пожала плечами, стараясь выглядеть как можно беззаботней: – Наверное, от жары.

И оглянулась на реку.

Чужое, – сказали тени.

Вода ярко блестела под солнцем, но в ее негромком шепоте мерещилась угроза.

Встречалось все больше желтых деревьев, и все меньше живых, зеленых. Словно вправду осень. Только пахло не осенью, а выгретой пылью, да тишь стояла такая, что, казалось, каждый шаг и хруст сломавшегося под ногой сучка слышно на всю округу. На глаза попалась дикая яблоня – плоды потемнели, сморщились и чернели, словно угольки, среди бурых листьев.