Читать книгу - "Покидая мир - Дуглас Кеннеди"

А что потом? Снова эта печальная, убогая жизнь. День за днем ходить на работу, которую я могу назвать интересной только с большой натяжкой. Снова эта квартирка — и одиночество по вечерам. Назад ко всему тому, что я делаю, лишь бы отвлечься от постоянной гложущей тоски, стряхнуть которую я просто не в силах. Назад к осознанию простой вещи: Ты никуда не двигаешься, просто топчешься на месте.

Так зачем бежать с корабля? Зачем уносить ноги, если, возможно, вот-вот удастся узнать…

А знаешь, что тебе предстоит узнать? Что Корсен на своей машине ездит из церкви домой и обратно, а ты застряла здесь до утра. Только утром он снова отопрет машину, и ты получишь шанс тихонько удрать, чтобы не попасться на глаза пастору и его подпевалам и не угодить за решетку…

Эти внутренние препирательства, впрочем, скоро отступили перед куда более насущной проблемой: мне нестерпимо хотелось в туалет. Больше часа я старалась игнорировать боль в мочевом пузыре и ощущение, будто он вот-вот лопнет. Но сейчас стало ясно, что нужно что-то предпринимать немедленно. Поэтому я стянула с себя одно из одеял, сложила его в несколько раз, как-то умудрилась стащить джинсы и трусы, потом подоткнула под себя одеяло и помочилась на него.

Тряпка издавала отвратительный запах, зато я испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Сложив мокрое одеяло, я тщательно затолкала его в дальний угол багажника. Потом снова натянула джинсы, застегнула куртку и задумалась, сумею ли пережить ночь и не замерзнуть.

Поразительно, но мне удалось заснуть — блаженство. Казалось, я подремала всего несколько минут. Однако, когда я проснулась и посмотрела на часы, они показывали без двадцати три. Мы снова двигались, уже в полной темноте. От звуков я и проснулась: раздалось «бип-бип» — машину сняли с охраны, — хлопнула дверца, заурчал мотор, заработала печка и на полную громкость зазвучал пакостный мотивационный курс. Мы с Корсеном куда-то ехали.

Мы были в пути более полутора часов, на протяжении которых Корсен непрестанно повторял банальные высказывания на разные темы, вроде «Я готов отстаивать свою правоту», «Как идти вперед без страха» и «Я могу овладеть любой ситуацией». Мотивирующий диктор чуть не лишил меня присутствия духа, когда начал вдалбливать, что «все можно преодолеть, стоит вам только захотеть этого». Меня буквально тошнило от этого приторного, медоточивого голоса. Я пришла в бешенство. А потом отрешилась от него и принялась слушать дорогу.

Минут сорок мы двигались по ровной, хорошо мощенной дороге, за исключением пары-тройки выбоин. Насколько я могла понять, наша машина была единственной на дороге в ночной час, лишь один-два раза тишину нарушил рев грузовиков (по крайней мере, я предположила, что это были именно грузовики).

Но вот мы резко свернули направо, и на смену хорошей пришла ухабистая, кое-как вымощенная дорога. При каждом подскоке машины я летела и ударялась о заднюю стенку багажника, уповая только на то, что Корсен не захочет проверить, что там за шум. Из колонок по-прежнему неслись мотивационные увещевания, да и печка работала на полную мощность, а шины так скрежетали на каменистой дороге, что все это вкупе, видимо, заглушало стук и грохот, с которым мое несчастное тело перекатывалось по багажнику.

А мы все ехали и ехали. Я периодически поглядывала на часы, отмечая, что прошло десять минут, потом пятнадцать, потом…

Мы сбросили скорость, а вскоре и вовсе остановились. Мотор смолк. Открылась дверца, и мне показалось, что Корсен ищет что-то в бардачке. Наконец дверца хлопнула, и я услышала его шаги, удаляющиеся от автомобиля. К счастью, на этот раз он не стал включать сигнализацию.

После того как шаги затихли, я выждала еще добрых пять минут и только тогда рискнула высунуть руку и нажать на рычаг, поднимающий брезентовое покрытие багажника. Встать на ноги оказалось нелегко. Я пролежала, скорчившись в тесном пространстве, больше восьми часов. Все тело затекло, казалось, каждый сустав точно схватило клеем. Впрочем, радость от возможности размяться и снова нормально двигаться уравновешивало другое чувство — неподдельный страх. Мне было страшно, что мы оказались здесь. Страшно при мысли о том, что я могу здесь обнаружить. Страшно при мысли, что сделает со мной Корсен, если увидит…

Я выдвинулась в салон на несколько дюймов и выглянула в окно. Вокруг была непроглядная темень, но где-то рядом с машиной светил слабый огонек. Сначала я просунула голову над задним сиденьем — это был единственный способ выбраться — и упала вперед на вытянутые руки. Потом села и очень медленно, стараясь не шуметь, приоткрыла заднюю дверцу. Крадучись, я вышла, но не захлопнула за собой дверцу. В лицо ударил ледяной ветер. Трудно было идти на негнущихся, неподатливых ногах — а вокруг была кромешная тьма. И все же я продвигалась вперед, на свет. Я не видела земли под ногами. Я понятия не имела, куда направляюсь. Что, если я на скале, а впереди водоем? Что, если дорога резко пойдет вниз и я кубарем покачусь с обрыва?

Единственное, что я видела перед собой, был тусклый огонек. Шаг за шагом я приближалась к нему.

Даже подойдя, я не могла понять, что за сооружение передо мной. С каждым шагом, однако, его очертания становились все четче. Какая-то лачуга. В этой лачуге горел свет. Из нее доносился голос мужчины — Корсена, — который тяжело дышал, пыхтел, стонал и сбивался на крик.

Я уже подобралась к хижине метров на десять. Прямо передо мной виднелась дверь, слева — маленькое оконце. Пригнувшись, я направилась к нему. Добравшись, я присела под окном, слыша теперь тяжелое, ритмичное дыхание Корсена и женские стоны.

Набравшись смелости, я приподняла голову и заглянула в окно. То, что я увидела, было… чудовищно. На грязном, измаранном матрасе навзничь лежала девчушка лет двенадцати, может, тринадцати, обнаженная ниже пояса. На левой лодыжке у нее был наручник, цепью прикрепленный к кровати. Корсен, со спущенными брюками, взгромоздился на нее и двигался толчками, одновременно крича на девочку и изрыгая ругательства. Я снова присела на корточки, не зная, что предпринять. В этот момент, нечаянно взмахнув рукой, я наткнулась на лопату, прислоненную к стене лачуги. Я мгновенно покрылась испариной, сердце бешено заколотилось в груди. Я нащупала черенок, оказавшийся длинным и тяжелым. Двумя руками я схватила лопату. Вопли Корсена тем временем становились все громче, девочка отчаянно вскрикивала от боли и ужаса. Пригнувшись к земле, я пробралась к двери. Она оказалась закрыта, но выглядела совсем хлипкой. Раз, два, три — и-и-и….

Я что было сил толкнула дверь и, издав боевой клич, устремилась к Корсену. Тот в испуге выпрямился. И тогда я саданула его лопатой в живот. Негодяй согнулся пополам, а я ударила его лопатой по голове. От второго удара он покачнулся, сделал несколько неуверенных шагов вперед и рухнул на колени. Он не двигался, по лицу ручьями текла кровь.

Девочка на матрасе скулила, как раненый зверек. Отбросив лопату, я подбежала к ней, чтобы успокоить, но она пронзительно завизжала, когда я попыталась ее обнять.

— Все хорошо, все хорошо, — пробормотала я вопреки тому, что видела.