Читать книгу - "Восточная стратегия. Офицерский гамбит - Валентин Бадрак"

Мишин теперь посмотрел на Алексея Сергеевича умными проницательными глазами так долго и так испытующе, пытаясь проникнуть в душу и оценить тайные, тщательно скрываемые мысли, что ему вдруг сделалось от этого взгляда не по себе. «Что он, что-то знает обо мне и шлейфе, которой за мной тянется? – подумал Артеменко с растущим беспокойством, хотя легкая улыбка не сходила с его уст. – Или просто подозревает, размышляет?»

– Одной из крупнейших проблем современной Украины является отсутствие авторитетной и яркой политической элиты, – продолжал тем временем свой монолог Мишин. – Да, у нас фрустрированные графоманы издают книги о себе и за деньги ставят их на книжных полках рядом с книгами о княгине Ольге и Ярославе Мудром. Это досадно, но поправимо – макулатуры во все времена хватало. Кто сейчас, кроме историков, вспомнит примитивное мемуарное попурри Брежнева? Хотя только у нас книги издают политики, которые не научились разговаривать, но, уверяю вас, это временно. Это относится к области нашей национальной экзотики, причем наиболее безобидной.

– Я одного не могу понять, Андрей Андреевич. Вы глубоко разобрались в проблемах, вы понимаете причинно-следственные связи. Отчего тогда не предпринимаете никаких действий?

Этот вопрос был крайне важен для Артеменко. Исключительно утилитарного характера, он возникал последнее время почти что ежедневно. «Но что же мне делать? Где мой выход из образовавшегося тупика?» – вопрошал себя разведчик и не находил точного ответа на витальный запрос. Мишин мог бы помочь ему. Но в ответ тот только горько усмехнулся, в уголках его рта появились сардонические складки.

– Может показаться банальным, но уже все свершилось. Бесконечное пространство инвариантов уже наполнено, и ни вы, ни я неспособны повлиять на процесс. Все происходит настолько предсказуемо и необратимо, что я готов даже поверить в пресловутую теорию цивилизационных разломов. Вам-то наверняка кажется, что это герой Путин расставил капканы, напугал Берлин и Париж своими угрозами, да вы тут лихо поработали в Украине…

Артеменко был разочарован. Он думал, что у таких людей, как этот разговорившийся депутат, есть подсказка или, по меньшей мере, своя четкая линия. Но он ошибся. Этот Мишин – столь же беспомощен, как и он сам. Потому что в нем нет той отрешенной воли к борьбе, которая ведет на баррикады, в нем нет готовности превратить позицию в действенную доктрину. И кроме того, а может быть, вследствие этого, он тут, в своей стране, в меньшинстве. Это было странно и печально осознавать. Но проскользнул еще и личный вопрос, который Алексей Сергеевич не мог оставить без внимания.

– На что вы намекаете, Андрей Андреевич, когда говорите о моей работе? – счел необходимым перебить собеседника Артеменко.

– Ну ладно, ладно, – Мишин примирительно выставил вперед ладонь, но затем, видимо снедаемый некоторыми сомнениями, пощелкал костяшками по зеркальной поверхности стола многозначительной дробью. Так, как будто по ней мелкой рысью проскакал легкий мустанг. Он был спокоен, только немного подавлен, да едва видимые красные пятна на шее и лице выдавали внутреннее напряжение наблюдательному собеседнику. – А впрочем, Алексей Сергеевич, я вам скажу о вашей работе, чтобы вы поняли – разговор у нас предметный и совершенно откровенный.

Артеменко напрягся и посмотрел в глаза Мишина. Там он увидел распятого Христа, уже окончившего земную миссию, но еще не начавшего иную, духовную.

– Вы, Алексей Сергеевич, себя отменно зарекомендовали в академии Советской армии. И ваша последующая работа во Франции, в Алжире, ваши результативные выезды в Бельгию настолько понравились вашему руководству, что подполковника вы получили досрочно.

Мишин при этих словах въедливым взглядом наблюдал за своим гостем, но Алексей Сергеевич уже успел расслабиться и сидел с милой полуулыбкой ничего не понимающего ребенка. Он словно водрузил между собой и говорившим невидимый броневой лист – никакого смятения, никакого испуга, никаких ощущений, кроме тихого нытья внизу живота. Он всегда волновался, когда ходили вокруг да около, высказывали подозрения, намеки. Но когда разговор обрушился как водопад, он как бы включил специальный тумблер. Включил и тотчас перешел на автопилот, стал роботом, управляемым из Центра в Москве. Он знал почему – слишком много этому было посвящено тренировок, слишком много было визуализаций и разыгранных представлений «вопрос – ответ». Нет, прямого воздействия он не боялся. Даже почему-то возникло любопытство: а чем это все кончится? Выражение лица Артеменко приобрело даже наглые оттенки.

Мишин между тем продолжал:

– А вот в Украине, на вашей исторической родине, работа ваша клеится не так ужудачно, как раньше. Со временем – и это совпало с вашим приходом ко мне – она стала корявой и косолапой.

А вот это было слишком… Нет, конечно, внутри Артеменко был шокирован, возмущен, как готовый вырваться наружу вулкан. Если тут чей-то проникновенный взгляд рассмотрел его сомнения, то что там, в Центре? Разве там слепые? Но эти мысли промчались у Артеменко глубоко внутри, внешне он все так же продолжал улыбаться. Разве что веки его лишних несколько раз моргнули, как бы смахивая, не подпуская сказанное близко к себе.

– Не скрою, я решил навести справки о вас, а заодно и понаблюдать. Больше, чтобы позабавить себя. У меня, поверьте, большие связи.

– Очень веселая история! Не стану ее опровергать, чтобы дослушать до конца…

– Еще бы! Она ведь интересная и… не злая. Вы, Алексей Сергеевич, не переживайте особенно. От нашего разговора вы ничего не потеряете – напротив, приобретете новые знания. Просто наш славянский мир уж больно продажен, уж больно падок на денежные знаки. И не только, кстати, на бумажную зелень. Еще – он традиционно ревнив, злобен и ехиден по отношению к чужому успеху. Вас сдали те ваши сослуживцы по учебному заведению, у которых служба пошла, мягко скажем, не очень…

– Андрей Андреевич, зачем вам эта придуманная история?

– Я не готовлю никаких провокаций, мне это ни к чему. Более того, Алексей Сергеевич, вы мне симпатичны. – Тут Мишин впервые за эту встречу улыбнулся без горечи, но победоносно, торжественно. – Я же сказал, что решил понаблюдать за вами. Помните, что советовал Иисус? Правильно: не верь словам его, а верь делам его! А дела ваши довольно противоречивы. Одним словом, я не усмотрел в них явного вреда, хотя не знаю, что вы там передавали своим кураторам. Зато однажды я увидел в ваших глазах сомнение и тогда решил побороться за вас. Это мой частный, если хотите, личный эксперимент. И мне кажется, он проходит неплохо. Но я вам это все рассказал только с одной целью – чтобы вы всерьез восприняли то, что я вам дальше скажу. Мне, кстати, не нужно ваших опровержений или подтверждений. Сообщение о вашем прошлом – это лично для вас. Сюрприз, больше предназначенный для внутреннего анализа. Но только не корите себя, вы тут ни при чем. Еще раз подчеркиваю – это дело продажных людей.

Любитель монологов перевел дыхание, нервно засопел. Артеменко тоже предусмотрительно помалкивал.

– Меня больше интересуют причинно-следственные связи, о которых вы спросили вначале. Так вот, они-то мне неумолимо говорят о том, что сегодня уже все равно, как именно вы относитесь к своей родине и что ей желаете. Более того, неважно, как поведет себя стая ястребов, которая у вас за спиной. Потому что, как ни больно мне признать, возможность строить отдельную Украину на этом этапе мы профукали.